Частная жизнь импрессионистов

В Нью-Йорке американская публика на выставке, организованной Дюран-Рюэлем, тоже увидела работы молодых пуантилистов, а также картины почтенного «отца» импрессионизма и четвертого из оставшихся членов первоначальной группы – Камиля Писсарро (ему было уже 55 лет). Среди его полотен были «Крестьянка в поле», «Сборщики картофеля», «Крестьяне за работой» и «Дорога в Понтуаз».

До того как Писсарро открыл для себя Эраньи, Понтуаз был его любимым местом – маленький средневековый город на берегу Уазы, с действующими мельницами, садами, весной одевающимися в пышный цветущий наряд, и разделенными на террасы склонами холмов, густо поросших деревьями с переплетенной листвой, среди которой там и сям проглядывали красные крыши домов. Для португальского еврея с Вест-Индских островов, выросшего под слепящим южным солнцем, бледное, размытое, переменчивое небо над Сеной и Уазой обладало бесконечным очарованием.

До конца своих дней этот убежденный социалист, решительно настроенный жить только за счет собственных трудов и плодов земли, подвергался нескончаемым насмешкам из-за своей тонкой, рожденной воображением интерпретации естественных цветов, смещенных перспектив и рваных фрагментов пейзажей, которые он так любил. Верный муж для капризной Жюли и преданный отец пятерых детей, он также спасал от уныния Сезанна, старался помогать Гогену и поощрял Люсьена рисовать, несмотря на отчаянные призывы его матери найти работу и честно зарабатывать деньги. И вот теперь, в 1886 году, он учился новой технике у молодого поколения. В Париже его по-прежнему можно было видеть сидящим в уголке зала «Нувель Атэн», беседующим с молодежью и слушающим ее.

Некоторые более ранние картины Писсарро тоже попали на выставку, в том числе «Вид Руана». Летом 1883 года он ездил туда поработать и жил у своего старого друга Мюре. Мюре открыл там отель, где развесил свою коллекцию импрессионистов. Посещать эту небольшую экспозицию можно было каждый день с десяти утра до шести вечера бесплатно.

В отеле его навестил Гоген. Он просил Писсарро даже не думать о переезде в Руан, потому что, если это случится, Камиль, безусловно, монополизирует местный рынок живописи. Жюли отказывалась в это поверить. «Кто нам этот Гоген, что мы должны держаться подальше от Руана только потому, что он там живет?»

Писсарро продолжал оставаться в дружеских отношениях с Гогеном, несмотря на недавнее осознание того факта, что они слишком разные люди, поэтому подобная демонстрация нелояльности с его стороны не произвела на него особого впечатления.

– В конце концов, – признался он Люсьену, – я понял, что мой бедный друг Гоген… более наивен, чем я думал.

В октябре приехали Моне с Дюран-Рюэлем и повезли Писсарро в горную деревню Кантелё возле Девиля навестить брата Моне Леона.

«Мы увидели самые восхитительные пейзажи, о каких только может мечтать художник, – написал Писсарро Люсьену. – Вдали видны Руан и кусочек Сены, гладкой, как зеркало… просто чудо».

Когда Моне с Дюран-Рюэлем уехали, Писсарро в одиночестве бродил вдоль берега, рисуя утесы Пти-Далль. Вернулся он, переполненный идеями и снова умиротворенный.

Из всех молодых художников, кого этот честнейший и благороднейший человек вдохновлял и кому помогал, наверное, самым выдающимся был Поль Сезанн. Писсарро удалось в значительной мере изменить его стиль, подвигнув Сезанна к тому, чтобы тот победил своих внутренних демонов и обратил взгляд на сюжеты, его окружающие. Но Сезанн, который безуспешно боролся за признание на родине, не был представлен и в Нью-Йорке.

Если поедете сегодня в Овер, где он жил и рисовал бок о бок с Писсарро, вы увидите церковь, которую запечатлел Ван Гог, и дом доктора Гаше. Стоит на месте и Дом повешенного, вы узнаете его по картине Сезанна, однако ничего, связанного с его личной жизнью, не сохранилось.

Несколькими пейзажами участвовал в выставке Американской ассоциации искусств его старинный друг Гийомен, равно как и новички Поль Синьяк и Поль Сёра, чей «Воскресный день на острове Гран-Жатт» висел в зале «С». А вот Сезанн отсутствовал. Его слава была еще впереди: в 1890-х годах в Париже его «открыл» Амбруаз Воллар, молодой комиссионер, начинавший с покупки картин Ренуара и Дега.

Гюстав Кайботт был представлен в Нью-Йорке несколькими работами, включая «Портрет мужчины», «Гребцов» и «Паркетчиков» (1876). Прекрасный подбор картин способствовал тому, что американская публика смогла удостовериться и в явно недооцененном живописном таланте этого превосходного конструктора. Более десяти лет Кайботт поддерживал начинания импрессионистов, давая деньги на организацию выставок и оплачивая счета друзей (особенно Моне) снова и снова. Изображение им пианино своего брата, мебели и паркетных досок показывает его глубокое понимание текстуры и строения древесины, с которой он имел дело как яхтсмен и кораблестроитель.