Многое в поведении Ленина объясняет тот факт, что он много работал, напрягался и перенапрягался в работе. Именно это вызывало склероз сосудов мозга и его раннюю смерть. По свидетельству врача Н. Семашко, "склероз сосудов мозга Владимира Ильича был настолько сильным, сосуды эти заизвестились: при вскрытии по ним стучали металлическим пинцетом, как по камню".
Болезнь, особенно нервная, обостряет все плохие качества человека. У Ленина - это его холодность, жестокость, раздражительность.
Умственное переутомление вызывало у Ленина ухудшение самочувствия, сильные головные боли, ослабление памяти, бессонницу, сильную раздражительность, что приводило к озлоблению по отношению к окружающим и проявлениям все большей жестокости.
Ленин никогда не увлекался и не занимался садо-мазохизмом в сексуальных отношениях, но садизм ему был присущ в политике - он приказывал, не дрогнув, расстреливать сотни и тысячи людей. Вот, например, несколько циркуляров Ленина:
- от 9 августа 1918 года председателю губсовета Новогородской области: "Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести тотчас террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров": "Прекрасный план. Под видом "зеленых" (мы потом на них и свалим) пройдем 10 - 20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия - 100 000 рублей за повешенного".
- Ленин: "Мы не останавливались перед тем, чтобы тысячи людей перестрелять".
Как мы видим, садизм и жестокость были очень присущи Ленину.
Владимир Ильич не любил искусство, не любил литературу. А если и обращал внимание на них, то только в сугубо революционных целях.
Как видно из воспоминаний Крупской, Ленин литературные произведения делил на "наших", то есть сочувствующих простому люду, и "не наших" - всех остальных. Ко вторым он относился с явным презрением, не взирая на их талант, а первых по несколько раз перечитывал, не обращая внимания на то, что они зачастую в художественных отношениях были беспомощны. Ленина не интересовал сюжет, образы героев, его интересовала идея произведения.
Крупская пишет:
"Например, он любил роман Чернышевского "Что делать?", несмотря на малохудожественную, наивную форму его. Я была удивлена, как внимательно читал он этот роман и какие тончайшие штрихи, которые есть в этом романе, он отметил. Впрочем, он любил весь облик Чернышевского, и в его сибирском альбоме были две карточки этого писателя, одна, надписанная рукой Ильича, год рождения и смерти. В альбоме Ильича были ещё карточки Золя, а из русских - Герцена и Писарева.
Потом, позже, во вторую эмиграцию в Париже, Ильич охотно читал стихи Виктора Гюго "Возмездие", посвященные революции 1848 г., которые в свое время писались Гюго в изгнании и тайно ввозились во Францию. В этих стихах много какой-то наивной напыщенности, но чувствуется в них все же веяние революции. Охотно ходил Ильич в разные кафе и пригородные театры слушать революционных шансонетчиков, певших в рабочих кварталах обо всем - и о том, как подвыпившие крестьяне выбирают в палату депутатов проезжего агитатора, и о воспитании детей, и о безработице, и т.п. Особенно нравился Ильичу Монтегюс. Сын коммунара - Монтегюс был любимцем рабочих окраин. Правда, в его импровизационных песнях - всегда с яркой бытовой окраской - не было определенной какой-нибудь идеологии, но было много искреннего увлечения.
Потом позже, во время войны, Владимир Ильич увлекался книжкой Барбюса "Огонь", придавал ей громадное значение. Эта книжка была созвучна с его тогдашним настроением.
...Мы редко ходили в театр... Обычно пойдем в театр и после первого действия уходим. Над нами смеялись товарищи: зря деньги переводим.
Новое искусство казалось Ильичу чужим, непонятным. Однажды нас позвали в Кремле на концерт, устроенный для красноармейцев.
Ильича провели в первые ряды. Артистка Гзовская декламировала Маяковского: "Наш бог - бег, сердце - наш барабан" - и наступила прямо на Ильича, а он сидел, немного растерянный от неожиданности, недоумевающий, и облегченно вздохнул, когда Гзовскую сменил какой-то артист, читавший "Злоумышленника" Чехова.
Ходили мы несколько раз в Художественный театр. Раз ходили смотреть "Потоп". Ильичу ужасно понравилось. Захотел идти на другой же день опять в театр. Шло Горького "На дне"... Излишняя театральность постановки раздражала Ильича. После "На дне" он надолго бросил ходить в театр. Ходили мы с ним как-то ещё на "Дядю Ваню" Чехова. Ему понравилось. И наконец, последний раз ходили в театр уже в 1922 г. смотреть "Сверчка на печи" Диккенса. Уже после первого действия Ильич заскучал, стала бить по нервам мещанская сентиментальность Диккенса, а когда начался разговор старого игрушечника с его слепой дочерью, не выдержал Ильич, ушел с середины действия".
"Нравились ему больше не сатирические стихи Демьяна, а пафосные, замечает Крупская. - Читаешь ему, бывало, стихи, а он смотрит задумчиво в окно на заходящее солнце. Помню стихи, кончающиеся словами: "Никогда, никогда коммунары не станут рабами!"