Частная жизнь

– Конечно, если дома вы, а не ушли куда-то, – резонерствовал дедушка Николай Литвинов.

И все невольно припадали ухом, забросив все дела: «Радио-няня» в гости к нам пришла! Грешная троица валяла дурака с каким-то невероятным преждевременным антисоветским блеском.

Все, что тогда делалось с блеском, вызывало восторг и опасение: ну ведь запретят же! Разрешено «блестеть» было: советскому балету, советскому космосу, советскому спорту. Идеология мощно продвигала эти свои отрасли, она же их и губила, лишала простого человеческого смысла. Она не дура, идеология, просто она – «мертвая вода». Так в 1969 году в Стокгольме на чемпионате мира по хоккею сборная ЧССР дважды обыграла сборную СССР – казалось бы, драма из частной жизни. Ан нет. Чехи нам мстили за нашу танковую прогулку по их столице, за свое унижение – это было ясно всем. Горечь и стыд. Еще стыднее было бы ВЫИГРАТЬ у изнасилованных танками чехов. Сволочи. Эти вонючие политики всегда отравляли людям жизнь.

Государство правило нравы своих граждан – в вытрезвителе клиентов стригли наголо. Всех. До тех пор, пока у нас тут в Перми одна женщина не повесилась. По ошибке ментов (или по плану сбора) попала в вытрезвитель – вышла стриженая, и – не вынесла надругательства. Еще одним человеком в СССР стало меньше.

Магнитофон – антисоветская машинка. Это он привел в наши дома «Битлов», Высоцкого, позже – Жванецкого. Магнитофоны: огромный трехмоторный «Тембр» («гроб с музыкой»), рижский «Aidas», брянский «Брянск» по прозванью – «дрянск», на нем «только с горки кататься». Пленка на катушках – тип 2, ломкая (склеивали уксусом, спьяну – вареньем), лучше – тип 6. В «магах» всегда что-то заедало, кинематику надо было подпирать отверткой, оттого советская техника работала без верхних панелей или вовсе «раздетая».

Насчет «Битлов». Сперва прошел слух: битлы, о. Потом стоим мы во дворе, и вдруг Шардак кричит наверх: «Репа! Сделай погромче!». Репа у себя там, на четвертом этаже, прибавляет звук – немного, осторожно, и из окна выпрастывается частями этот джинн – «The Beatles». Я сдался ему не сразу: подумаешь, битлы, Репина музыка – высокими противными голосами поют что-то на не нашем языке, вертлявое, даже не шейк. Потом зауважал, завибрировал в унисон со сверстниками всего мира. Как эти вибрации нам, советским подросткам, в те годы передавались – непонятно. Загадка природы, мистика какая-то. Ведь мы были надежно экранированы железным занавесом, удалены в глубинку, выращены в закрытом городе в особой среде… Не понимаю. Просто – помню: влюбился в иное. Незнание языка позволяло наделять чужие песенки своим смыслом, я сел в чужой поезд со своими грезами – и уехал. И мне было хорошо – ехать. К тому же нас было много, у нас появилась своя тема, СВОЯ, недоступная старшим. Добывали фотки, записи из десятых рук, аккорды, копировали мотивы – уезжали. Не в Америку, конечно, и не в Ливерпуль. Дальше.

А по «Маяку» играл сочинения Людмилы Лядовой ансамбль электромузыкальных инструментов под управлением Мещерина. Мертворожденная музыка. Новинка – ВИА: «Поющие гитары», «Веселые ребята» – живые, но бледные копии «Битлов», адаптированные под наше министерство культуры.

Трудно было человеку десять тысяч лет назад:Он пешком ходил в аптеку, на работу, в зоосад,

– юмор «Поющих»: аптека десять тысяч лет назад. «Добры молодцы» с гитарами выступали в красных сапогах на сцене пермского Дома офицеров, с ними в связке приезжала Бичевская.

Подростковая мода во все времена была «хулиганской». Весной 69-го парни носили пальто с устрашающе поднятым воротником и резиновые сапоги с вывернутыми голенищами. Никаких головных уборов: все вокруг должны видеть, какие у тебя замечательно длинные волосы, как дико они лезут на уши и спускаются на нос. Немытость волос прибавляла куражу. Если надел кепку, не снимай ее нигде: ни в школе, ни в кинотеатре. Уважающий себя семиклассник пионерский галстук носил в кармане и надевал его только в случае крайней опасности со стороны директора школы, не ниже.

Драки назывались «махаловками». Ценились солдатские ремни как оружие, офицерские – как понт. Боец накручивал ремень на руку одним щелчком и размахивал увесистой бляхой, как кистенем.

Мечта юного спортсмена – синяя «олимпийка». Классический шерстяной «олимпийский» костюм с белой полосой по рукаву и с молнией от груди до носа стоил 90 руб, большие деньги. Мастерам спорта их выдавали бесплатно. Девчонкам гимнасткам-перворазрядницам выдавали тонкое облегающее ногу «трико» – позже получившее всенародную известность под названием «колготки». С 70-го года колготы стали носить женщины всех возрастов. Кончилась эпоха поясов с резинками.

У мужчин, кстати, тоже были резинки – под коленом – для носков. Носки-то раньше были хлопчатобумажные – сползали… Безразмерный «эластик» в конце 60-х упростил мужскую жизнь, ускорил снимание-надевание, прибавил динамизму приключениям.