И при мягком свете заходящего солнца дом не показался мне более приветливым, чем любое другое здание, в которое было бы угрохано пятнадцать миллионов. У парадного входа стоит большой черный “кадиллак”. Чуть в стороне двое китайцев–садовников срезают поникшие цветы с похожего на зонтик куста роз. Они трудятся с медлительным старанием, словно этот куст даст им приличную ренту на ближайшие девять месяцев. Хотя, возможно, так оно и будет. Просторный бассейн сверкает в солнечных лучах, но купальщиков что–то не заметно. На краю лужайки мягкого зеленого цвета, разбитой у самой террасы, шесть фламинго ярко–розового цвета смотрят на нас, изогнув шеи и стоя на несгибающихся ногах.
Оборачиваюсь на дом. Ярко–зеленые ставни закрыты. Тент над входной дверью из зелено–кремовой полосатой ткани полощется на ветерке.
— Ладно. Пока, — как можно теплее говорю Кермэну. — Я пошел.
— Попутного тебе ветра, — донесся горестный голос из–под одеяла. — Не напивайся, разбавляй виски водой.
Пересекаю террасу и давлю на кнопку звонка. Через оконное стекло замечаю просторный вестибюль и темный коридор, ведущий в глубь дома.
В холле показывается высокий лудой старик, он и открывает мне дверь. Он взирает на меня сверху вниз, но взгляд его вполне дружелюбный. Мне даже показалось, что он оценил мой пиджак и хотел бы предложить мне другой, более подходящий для этих мест. Но, скорее всего, ошибаюсь. Он меня едва замечает.
— Миссис Дедрик ожидает меня.
— Нельзя ли узнать ваше имя, сэр?
— Мэллой.
Он все еще преграждает мне дорогу.
— Могу я попросить вашу визитную карточку, сэр?
— Нет, благодарю. Обойдемся без формальностей!
Легкая вежливая улыбка появляется на его лице, как у старого дядюшки, который не хочет спорить с юным отроком — надеждой семьи:
— Эти господа из газет способны на все, лишь бы добиться встречи с миссис Дедрик. Поэтому мы должны принимать меры предосторожности, сэр.
Я начинаю догадываться, что если я не предъявлю ему (какое–нибудь удостоверение, то буду торчать здесь до новых веников. Вынимаю из бумажника и вручаю ему свою визитную карточку — ту, где моя профессия не названа.
Он освобождает проход:
— Не угодно ли вам обождать в салоне, сэр?
Вхожу в комнату, где смерть настигла шофера Суки. Мексиканский ковер чист. Меня не встретил ничей труп, чтобы поприветствовать, я не заметил никакого стакана: ни с виски, ни без него, не лежит и сигаретный окурок, чтобы прожечь отреставрированную поверхность стола.
— Если бы вы могли предложить мне двойной виски с большим количеством льда, я был бы признателен.
— Разумеется, сэр.
Он проплыл по комнате, как влекомая течением соломинка, и засуетился возле буфета, на котором воцарились бутылка марочного виски, бокалы, ведерко со льдом и сельтерская.
Он отлично смешивает коктейли. Напиток, предложенный мне, мог заставить покачнуться даже конную статую.
— Если вам угодно полистать журналы, сэр, то я сейчас же принесу.
Я умостился в кресле, вытянул ноги и с осторожностью поставил бокал.
— Долго ли придется ждать?
— Я не слишком опытен в такого рода делах, сэр, но полагаю, что мало вероятности, чтобы они позвонили нам до наступления ночи.
Он стоит навытяжку передо мной и я не могу отделаться от мыслей о фламинго, которых я только что наблюдал в саду. Но вместе с тем, его облик говорил и о жизни, наполненной трудом и преданностью. Ему явно более семидесяти лет, но его голубые глаза — осмысленные и ясные, а медлительность движений с лихвой компенсировалась компетентностью: это верный камердинер, прямо из голливудских фильмов. Он до неправдоподобности соответствовал этому образу.
— Пожалуй, вы правы. Надо рассчитывать часа на три, а то и больше.
Я вынул из пачки сигарету и едва успел поднести ее ко рту, как он поднес зажженную спичку.
— Не назовете ли вы мне свое имя? — попросил я.
Он изумленно поднял свои седые брови:
— Уодлок, сэр.
— Вы служите у миссис Дедрик или у мистера Маршланда?
— У мистера Маршланда. Он одолжил меня на некоторое время миссис Дедрик, и я рад, что могу оказать ему эту услугу.
— А вы давно уже в этой семье?
Он с нежностью произнес:
— Пятьдесят лет, сэр. Я служил у мистера Маршланда–старшего в течение двадцати лет, а затем у мистера Маршланда–младшего тридцать.
Эта беседа как бы располагала к дружеской откровенности, и я рискнул спросить:
— Вы познакомились с мистером Дедриком только во время его приезда в Нью—Йорк?
Как по волшебству, с его лица стерлась теплая улыбка.
— Да, сэр. Он пробыл несколько дней у мистера Маршланда.
— Понимаете ли, я никогда его не видел. Мы с ним разговаривали по телефону, и я только слышал его голос. Почему–то мне кажется, что не существует его фотографий. Как он выглядит?
Мне показалось, что синие глаза Уодлока блеснули упреком, хотя это лишь предположение:
— Хорошо сложен, брюнет, высокого роста, широкоплечий, черты лица правильные. Я не сумею лучше описать вам его, сэр.
— Он вам не нравится?
Старик напрягся, выпрямил свою спину, согнутую годами.
— Вы, кажется, желали полистать свежие журналы, сэр? Ожидание не будет казаться вам таким долгим!