Частный детектив. Выпуск 12

Вчера вечером Афины еще не надели свое самое нарядное платье: над Салоникским заливом нас ожидала довольно сильная гроза, а в аэропорту влажный острый ветер. Однако в это утро Афины вернули свой облик, а весна оказалась самой прекрасной в мире. На рассвете меня разбудили теплые лучи золотистого солнца. Я встал и открыл окно: Площадь Конституции купалась в ярком свете, голуби образовали веселый непрерывно движущийся ковер перед Памятником Неизвестному Солдату и казалось, что Акрополь медленно плывет по голубому небу столицы. Я глубоко вздохнул. Вчера я еще не осознал, но сегодня стало ясно, что я вернулся в любимый город, который, невзирая на долгое отсутствие, был моим городом…

Насвистывая какую-то мелодию, я вошел в ванную комнату. И уже под холодным душем вспомнил о двух телефонных разговорах. Теперь они казались незначительными и потешными.

В хорошем настроении я спустился в бар и с аппетитом съел первый завтрак. За соседним столом Александрос Аргирис пил фруктовый сок. Теперь, при дневном свете, его лицо казалось осунувшимся, светлые кудри — крашеными, а порок был еще очевиднее.

Мы поприветствовали друг друга, я закончил завтрак и вышел из гостиницы.

Швейцар, разодетый в пышную форму, низко поклонился.

Я отправился к адвокату семьи, что, собственно, и было причиной путешествия в Афины.

Меня ждали. Представительная секретарша пригласила в кабинет, отделанный ценным деревом и полный книг с золотистыми переплетами, Апостолос Мелахринос, семейный адвокат, остался таким же, каким я запомнил его во время последней встречи: самодовольным, внушительным, светским человеком.

— Очень рад вас снова увидеть, дорогой господин Никодемос. Когда мы встречались в последний раз, это было…

— Вскоре после оккупации. В 1946 году…

— Прошло столько времени… Я постарел, а вы…

— И я начал стареть.

Апостолос Мелахринос сменил светский тон на профессиональный:

— Как писал, ваш покойный дядюшка…

Он повторил известную мне историю, как мой покойный дядюшка, брат матери, который никогда не одобрял ее брак с отцом и не вступал в их дом, сделал меня своим наследником.

— Никодемос поставил и несколько условий.

— Если вы не против, обсудим их позже, господин Мелахринос. А сейчас расскажите, пожалуйста, то, что знаете о моем родственнике. Кажется, он женился незадолго до смерти…

— За год…

— На женщине…

— На двадцать пять лет моложе него. Вы с ней не знакомы?

— Нет, ведь я отсутствовал все это время…

— Я думал, может быть, за границей во время какого-нибудь их путешествия…

— Дядя избегал любой встречи со мной. Честно говоря, я удивился, получив известие о наследстве.

— Дядя вас любил. Значительно больше, чем вы можете представить. Мы были друзьями много лет. Припоминаю, как он, когда вы еще были ребенком, водил меня в городской сад, только для того, чтобы посмотреть на вас издалека. Да, мой милый, — Мелахринос вздохнул, — он очень вас любил, так же как любил и вашу незабвенную матушку.

— Он эту любовь никогда не проявлял.

— Он был очень упрямым человеком, с нежными чувствами, но упрямым. И сильно переживал из-за этого. Незадолго до своей ужасной кончины…

Я прервал:

— Почему «ужасной кончины»?! Ведь скоропостижная смерть в результате сердечного приступа самая легкая?

— Сердечного приступа?

Мелахринос вынул очки и начал их протирать.

— Разве он не умер в результате сердечного приступа? Так писали газеты, так же написали и вы…

— А… да…

Поведение его показалось странным.

— Разве не это причина смерти? — раздраженно спросил я.

Адвокат надел очки, как будто в них легче говорить правду.

— Нет, — ответил он.

— Однако…

— Собственно, с вами я могу говорить открыто. Он всегда считал вас своим единственным сыном. Нет… Ваш дядя не умер от сердечного приступа. Ваш дядя…

— Что же произошло?

— Он был убит…

Я не поверил — а газеты, письмо, все остальное…?

— По крайней мере, я полагаю, что он был убит, — добавил Мелахринос.

— Кем?

— Не могу сказать, так как не имею доказательств.

— Но у вас есть подозрения…

— Да. Ваш дядя был отравлен. Мы старались избежать скандала и придумали версию с сердечным приступом.

— Но как? Это невозможно. А полиций? Разве полиция не вмешалась?

— Почему? Вмешалась.

— И что?

— Они ничего не обнаружили. Была принята гипотеза, что дядюшка перепутал снотворное с ядом. Смерть рассматривалась как несчастный случай. Для знакомых же и газет он умер от сердечного приступа.

Адвокат волновался.

— А сами? Вы верите в несчастный случай?

— Я же сказал, нет.

Я знал Апостоласа Мелахриноса еще ребенком. Это был серьезный, уравновешенный человек, очень сдержанный в своих высказываниях.

— Кто убил его?

Он молчал. Кажется, я начал понимать.

— Жена моего дядюшки, какая она?

— Очень молода. На двадцать пять лет моложе Тимотеоса Констаса.

— Все находят ее чрезвычайно привлекательной.

— А вы?

— Она обладает какой-то красотой, которая…

Ему было тяжело продолжать.

— Которая вас пугает?

— Которая… не в моем вкусе.

— А как она относилась к мужу?

— Тимотеос никогда не жаловался.

Не надо быть хорошим психологом, чтобы понять — Апостолос Мелахринос не питал симпатий к жене Тимотеоса Констаса и старался скрыть это.