Частный капитал в СССР

Полностью буржуазный капитал не исчезал и не прекращал своей активности даже в разгар военного коммунизма. Но абсолютная величина средств, находившихся в его распоряжении, была сравнительно невелика, — слишком свежа ещё и достаточно основательна была конфискация капиталистического достояния, произведённая нами в 1917–1919 гг. Конечно, припрятано было некоторое количество золотых монет, драгоценных камней и т. п. Но поскольку они находились у капиталистов — они в значительной мере лежали в то время в ожидании лучшего будущего, пока расходуясь на закупку продовольствия для своих владельцев и т. п. Предпринимательская деятельность дореволюционных капиталистов в эпоху военного коммунизма сводилась лишь к спекуляции обесценивавшимися бумажками разных наименований (царскими, думскими, керенскими, аннулированными займами и акциями, совзнаками и т. д.) и иностранной валютой (приток которой не мог тогда быть особенно велик, что суживало и размах спекуляции) да к частичному финансированию мешочничества. В основном мешочничество периода гражданской войны сводилось к поездкам рабочих и крестьян за едой для собственных семей. На предпринимательский лад, с сетью агентов и т. д. мешочничество стало ставиться больше уж к концу этого периода. Судя по оценкам нынешней наличности частного капитала в стране и по ориентировочным данным о темпе его накопления — трудно думать, чтобы реальное предпринимательское накопление (на мешочничестве, твёрдой валюте и т. д.) дореволюционной и вновь создавшейся буржуазии вместе составило к началу новой экономической политики (1921 г.) более ста пятидесяти миллионов рублей. Скорее — менее. Притом, включая уже сюда все уцелевшие у буржуазии запасы наличного золота. Значительная часть оставшихся у населения золотых монет, колец и т. п. припрятана была вообще «маленькими людьми», не занимавшимися ни торговым, ни иным предпринимательством.

История накопления буржуазного капитала в таких размерах, что он получает некоторое, хотя и второстепенное значение в народном хозяйстве страны, начитается у нас поэтому только с новой экономической политики, с 1921 г. Тогда, вопервых, госорганы получили право хозяйственной связи с частными предпринимателями, а вовторых, частные лица получили право хозяйственного предпринимательства

. В это же время, при нэпе, открылась легальная возможность перерастания в предпринимателей эксплоататорского типа для тех отдельных удачливых кустарей, мелких торговцев или крестьян, которым раньше условия военного коммунизма мешали развернуться.

Мы создали нэп, как известно, и по внешним и по внутренним соображениям. Правда, внешние (возможности притока иностранного капитала для поднятия нашего хозяйства) пока особенно много не дали (хотя постепенно результаты возрастают). Но зато внутренние уже оправдали себя в полной мере. Отдыхающее после долгой войны хозяйство страны стало быстро подыматься в привычных для мелкобуржуазного большинства населения товарно-рыночных формах. По мере укрепления в силу этого государственного хозяйства мы получали возможность вкладывать в товарно-рыночные формы

всё больше социалистического содержания (рост госпромышленности, индустриализация в пролетарских руках). Но попутно, в силу самого восстановления товарно-рыночных форм, восстанавливалось и буржуазное предпринимательство. Допущение его было неизбежным не столько вследствие недостатка у нас средств для приведения в движение товарооборота страны, сколько в силу неумения нашего осуществлять этот товарооборот в рыночных формах

.

«Мы не учились торговать», — сказал т. Семков на московской губпартконференции 1921 г. т. Ленину. Буржуазия не принесла для оживления хозяйства ни своих каких-либо крупных свежих средств, ни новых товарных фондов. Товарные фонды были в наших руках, а размеры буржуазных средств, как указано, были невелики. Но буржуазия принесла с собой уменье двигаться в условиях товарно-рыночных отношений, — и мы принуждены были дать ей наши товарные фонды и наш средства. Производство (промышленное) осталось в наших руках (а производство сельскохозяйственное — в руках крестьян), но рыночная связь между разными частями хозяйства (и нередко даже между разными государственными предприятиями) оказалась в руках буржуазии. За это, конечно, она себя щедро вознаградила, а для нас это было «платой за науку». Лишь по мере накопления у буржуазии этой «платы» начинает она пускать некоторые корни, вопервых, в производстве, вовторых, в организации торговли за свой счёт (а не только в порядке легального и нелегального использования госфондов и госкредита), втретьих — на денежном рынке.