Чаттертон

На столе Филипа было оставлено несколько издательских каталогов, поскольку одной из его обязанностей было читать все анонсы новых книг и выписывать для библиотеки те из них, которые казались наиболее подходящими. Среди них был скромный перечень книг одного университетского издательства, и хотя там предлагались книги, которые лишь изредка оказывались библиотеке по карману, он заглянул туда с некоторым интересом. И интерес этот обернулся внезапной дрожью узнаванья, когда он дошел до анонса одной скорой публикации: О дивный мальчик: Влияние Томаса Чаттертона на творчество Уильяма Блейка. Прямо под заглавием была помещена иллюстрация – несомненно, принадлежавшая самому Блейку, – изображавшая юношу с пылающими волосами, в виде солнечной эмблемы, и с руками, распростертыми в приветственном жесте. Далее следовало краткое изложение: "О влиянии Томаса Чаттертона на поэтов-романтиков писали уже не раз, но в труде профессора Брилло впервые подробно исследуется воздействие «Роулианских» поэм Чаттертона на лексику и просодию стихотворных эпических произведений Уильяма Блейка. Профессор Брилло исследует также те приемы, посредством которых Блейк вводит находящуюся у него в подсознании фигуру Чаттертона и мотив самоубийства в свои тексты, и размышляет о влиянии Чаттертоновой одержимости средневековьем на мировосприятие самого Блейка. Как утверждает профессор Брилло в своем предисловии: "Это единственная тема, к которой блейковеды, по всей видимости, не желают обращаться, ибо она влечет за собой вывод, что на Блейка оказали влияние сочинения фальсификатора и плагиатора. Однако не будет преувеличением предположить, что без творчества и влияния Томаса Чаттертона поэзия самого Блейка могла бы принять совершенно иную форму". Хоумер Брилло – профессор Центра специальных исследований в области информации при университете Вэлли-Фордж, штат Вайоминг". Филипу вспомнились строчки, которые Чарльз цитировал в поезде, когда они возвращались из Бристоля; это были явно слова самого Блейка, но под ними стояла подпись Т.Ч. Однако долго думать об этом ему не пришлось: в дальнем углу библиотеки раздался жалобный писк: один из компьютеров вышел из строя и теперь настойчиво требовал к себе внимания, пища, как раненая птица. Филип поспешил ему на выручку, и рыжеволосый юноша проводил его взглядом.

а сон все длится

– Ну, добро пожаловать, Чарльз. – Эндрю Флинт приветствовал его на пороге своей квартиры на Расселл-Сквер. – Добро пожаловать ко мне в dulce domum.[35] В смиренную обитель на четвертом этаже без лифта. Что бы это означало для англичан? Я так и понятия не имею. – Он заметно раздобрел за те двенадцать лет, что они не виделись с Чарльзом, но в глазах его сквозила прежняя нервная паника. – А где супруга?

– Вивьен допоздна работает.

– Наверно, в мрачном заточенье. – Он провел старого приятеля в едва обставленную комнату. – Вот и моя святая святых, – сказал он оправдывающимся тоном. – Можно тебя соблазнить?

– Прости?

– Nunc est bibendum?[36]

– Что?

– Выпьем?

Чарльз попросил водку-мартини, причем его самого поразил такой выбор. Хотя они пробыли в обществе друг друга всего несколько секунд, Флинт с облегчением выскользнул на кухню, а перед тем, как принести Чарльзу заказанную выпивку, он сверился с карточкой, куда заранее вписал перечень тем для разговора. Список гласил: "Работа, Поэзия, Прошлое". И когда он возвратился в комнату, неся два стакана на дорогом подносе из чеканной меди, первый из означенных пунктов уже вертелся у него на кончике языка.

– Ну, Чарльз, расскажи мне, чем ты занимаешься. Или, может, за что принимаешься? Достоин ли труженик своего ярма?

– Да знаешь, тут, собственно, не о чем говорить.

Флинт мысленно перечеркнул строчку «Работа»: было ясно, что у Чарльза ее нет.

– А что же люди поделывают, в частности? Mutatis mutandis,[37] разумеется.

– Разумеется. – Повисла короткая пауза. – Если не считать того, что ты достиг успеха, – Чарльз произнес это как можно непринужденнее.

– Не редкость в метрополии, увы. И – еorribile dictu[38]

– феномен чаще всего временный. – Всякий раз, как взгляд Флинта грозил встретиться со взглядом Чарльза, он упорно отводил глаза.

Чарльз из-за этого тоже ощутил неловкость.

– Эндрю, ты еще пишешь стихи? – Когда-то они познакомились в поэтическом кружке, устраивавшем чтения в подвальчике одного из кембриджских колледжей; а как-то раз, во время долгой и хмельной вечеринки, выяснилось, что оба любят одних и тех же современных писателей-французов, и потому решили сделаться друзьями.

– Eelas,[39] нет. Отошел. Муза выпустила меня из своих когтей, если мне будет позволено прибегнуть к олицетворению.

– Отчего же? Ведь это свободная страна.

– Ага, свободы воли захотелось. Ты что, Берка[40] читаешь? – Флинт расслышал раздражение в собственном голосе и поэтому, смягчив тон, добавил: – А это что у нас такое? – Он указывал на коричневый конверт, который Чарльз положил на стеклянный столик рядом со своим стулом. – Ты сочинил поэму? – В его голосе уже не слышалось прежнего воодушевления.