Чечения - битва за свободу

Стойкость и мужество чеченских бойцов опирались на дух и поддержку таких вот наших граждан. В период пребывания в Итум-Калинском регионе, в силу ограниченных возможностей для передвижения по дорогам, приходилось совершать горные переходы на многие десятки километров, в основном, пешком. Первый такой переход был совершён из Шатоя в Ведено — буквально за два дня до его оккупации российскими войсками. Оставив машину и Казбека в Чеберлойских горах, я и два моих охранника — Габаев Арби и Баталов Рашид — после четырнадцати часов горного перехода в вечерних сумерках спустились по Элистанжинской горе к окраине села Элистанжи, подвергаемому непрерывным воздушным и артиллерийским обстрелам. Мы вошли в этот населённый пункт прямо под носом российских войск. Село было почти пустое, если не считать чеченских бойцов, расположившихся в некоторых домах на постой. Не было и чётко организованной обороны, что меня удивило особенно. Об этом я на следующий день, в Ведено, прямо указал Аслану. Но Элистанжи уже было в руках русских. В тот вечер мне особенно запомнилось впечатление, произведённое нашим появлением в Элистанжи на нескольких жителей этого села, оставшихся там. Они были нескрываемо рады видеть Вице-Президента ЧРИ в этой ситуации рядом с собой. Видимо, впечатление усиливали и мой карабин, и привычная с первых дней войны неизменная форма одежды. Каждый приглашал к себе в дом и предлагал отдохнуть с дороги, переночевать. Расстались после крепких объятий, гордые единством судьбы. Как мне сказали, это были Янгульбаев Мовлди-хаджи, Данилбек и Шаха Гунакбаевы — элистанжинские бойцы площади Свободы. Два перехода было совершено из села Зумса в Рошни-Чу через Муьши-Чу, ставшим своеобразной перевалочной базой между южной и западной Чеченией. Величайшее дело делали тамошние хуторяне — Сайхан Батукаев, бывший работник ДГБ, его племянницы и племянник, круглосуточно обеспечивающие условия для отдыха и ночлега утомлённым от долгого перехода бойцам и другим путникам. А в Рошни-Чу нас радушно принимала семья Ахъяда Галаева, где так же днём и ночью бывало полно «постояльцев» — и бойцов, и представителей власти. Но основной штаб, всё же, находился у Даяна — благороднейшего чеченца и мусульманина, человека высокой гражданственности и патриота ЧРИ, дом которого, вместе с прилегающими двумя кварталами жилых домов абсолютно мирных людей, разбомбили российские стервятники 8 октября 1995 года. Последствиями, как известно всему миру, были многочисленные жертвы среди мирных граждан: в основном, женщины и дети. Но это ничуть не поколебало Даяна и его соседей в своих патриотических чувствах, а, наоборот, усилило ненависть к агрессору и неприязнь ко всему российскому и заложило в их сознание новый долг мести. Надо сказать, что ни миссия ОБСЕ, которая размещалась в Грозном во главе с представителем Франции господином Пеленом и выполняла посреднические услуги на так называемых «русско-чеченских переговорах», ни другие гуманитарные организации не сделали принципиальных выводов из этого злодеяния и многих других чудовищных преступлений российских агрессоров против мирных жителей Чечении, совершённых с начала этих переговоров. Вообще, международное сообщество на мировом и европейском уровне оказалось совершенно недееспособным в отношении российского государственного бандитизма в Чечении, что наталкивает на грустные мысли по поводу будущего нашего мира, если народы будут уповать на него. Но оптимизм вселяют неопровержимые факты, свидетельствующие о том, что многие народы сами берутся решать собственные проблемы — даже самые трудные и неудобоваримые для мирового сообщества.