Чеченская рапсодия

Сотня влетела в Гудермесский аул, приготовившийся к отходу в сон, промчавшись по главной улице до небольшой площади, уже нацелилась проткнуть ее насквозь, когда сбоку как из-под земли выросла большая группа верховых чеченцев. Наверное, это были нейтральные горцы, всего лишь охранявшие окрестности своего населенного пункта. Но это уже не могло иметь никакого значения, Дарган не задумываясь повел казаков на этот отряд. Он воздел шашку, подлетел к не успевшему ничего сообразить передовому всаднику и с радостным оскалом опустил клинок ему на голову. Рядом с ним рубили горцев оставшиеся в живых станичники, они тоже жаждали отомстить за погибших своих товарищей. Шашки сверкали над их папахами кусками ослепительных молний, они врубались в живую плоть и вздымались вновь, уже окрашенные в красный цвет. По спинам разбойничьих лошадей растеклись ручьи крови, расползлись ошметки дымящегося мяса.

А Дарган продолжал лютовать, он дотягивался концом шашки до горцев, пытавшихся увернуться от него, рубил их с плеча, снося головы вместе с папахами. Он хищным коршуном кружился по площади до тех пор, пока перед ним не выросли глинобитные стены какой-то сакли. Сотник вдруг увидел, что из подслеповатого окна выглядывает голопузый мальчик, изо рта которого спускаются концы грязной тряпки. Наверное, он, как и дети терских казаков, сосал хлебный мякиш, завернутый в материю и смоченный в молоке. Может быть, его отцом был один из только что зарубленных чеченских мужчин. Это было неважно, мальчик все равно был отпрыском вражьего племени, вызывавшим неприязнь даже своей беззащитностью. Но он чем-то неуловимо походил на Павлушку, меньшего Панкратова сына, любимого внука всей семьи. В его облике присутствовало что-то казачье одновременно с горским — короткий носик чуть с горбинкой, удлиненное личико с выдвинутым вперед упрямым подбородком и крутой излом светлых бровей на открытом лбу. Сотник тряхнул светло-русым чубом, стараясь избавиться от наваждения.

— Дарган, пора покидать это место, — вдевая шашку в ножны, окликнул его подъесаул Савелий, старый вояка и родной брат. — Абреки совсем близко, топот копыт их коней слышен уже на окраине аула.

Сотник поводил вокруг медленно трезвеющим взглядом, заметил, что казаки убирают шашки в ножны и выстраиваются в ряды, готовясь к маршу. Терцев не волновал шум приближающейся погони, они знали твердо, что их жизни зависят от железной дисциплины, вершителем которой был их станичный атаман — сотник Дарган Дарганов. Вид у всадников был суровый и спокойный, словно не они только что прорвались из кольца окружения и устроили бойню горцам, попавшимся им под горячую руку.

— Савелий говорит дело, — не выказывая беспокойства, пробасил другой ветеран, подхорунжий Горобец. — Нам еще до Терека надо доскакать, а потом переправиться на левый берег.

Дарган провел ладонью по лицу, будто пытаясь содрать с него липучую картину, написанную кровью и мешавшую ему смотреть. Затем он воткнул шашку в ножны и, не оглянувшись на замершего в окне пацаненка, затрусил в голову сотни. Через мгновение дробный топот копыт его отряда уже слышался за околицей аула, казаки упорно стремились к бурному Тереку, укрытому зарослями кустарника. А еще через пять верст волны реки с размаха ударили в бока строевых лошадей, смывая с них пот, кровь и налипшую грязь. Терек сносил пловцов вниз по течению, поближе к станице Стодеревской. Скоро под копытами коней загремело каменистое дно, потом лошади выбрались на обрывистый откос, который укрыл их вместе с всадниками за густыми зарослями ивняка. Распаленным погоней абрекам осталось только опростаться с той стороны реки оглушительным ружейным залпом и разразиться проклятиями:- Продажные шкуры, вы давно превратились в таких-же сип-сиповичей, которым служите за кусок хлеба, как бездомные собаки, — закручивая на краю обрыва коней, кричали они. — Наш имам Шамиль объявил газават только русским, но и вы будете вместе с погаными отвечать за все. — За вами должок остался, — не выдержал кто-то из терцев. — Мы скоро вернемся, но теперь пощады никому не будет. — Это мы вырежем под корень весь ваш змеиный род, — исходили бешенством абреки. Ждите наших джигитов к себе в гости днем и ночь…

Терцы перевели дух, снова вскочили в седла и поспешили на помощь хорунжему Панкрату, посланному с отрядом на выручку пехотинцев, попавших в засаду. Не было еще случая, чтобы станичники бросали на произвол судьбы своих братьев.