Котова Анна

Чего бы тебе хотелось

Был теплый майский день, солнышко вовсю припекало, будто в июле, трава, пока свежая, не запыленная, блестела, как лакированная, а тополя, уже все в листьях, еще не осыпали улицы пухом. Но настроение у Али было паршивое. Медленно-медленно она плелась по растресканному асфальту родной улицы, оттягивая неизбежное возвращение домой. А кому захочется спешить из школы, если в портфеле тетрадка с несправедливой двойкой? Аля так гордилась, что самостоятельно решила всю контрольную — правильно решила! четвертную контрольную! по геометрии! — три повода для гордости! А Зоя Андревна, Злобная Зандура, влепила двойку и написала отвратительно жирными красными чернилами: "Списано у Боровских!" А было все наоборот — это Петька Боровских списал у Али! Они были хорошими друзьями, Аля и Петька, и всегда всем делились: яблоками, конфетами и контрольными. Так что в другой раз упрек мог бы оказаться и справедливым, Петька в математике лучше кумекал. В другой раз — но не в этот! Аля решила пятую задачу, а Петька не смог и сдул! Только Злобной Зандуре не докажешь. У них с Алей взаимная непереносимость, она ни за что не отступит.

Мама огорчится…

Это было ужаснее всего.

Вот тут ее и спросили: "Девушка, не скажете, где останавливается 119-й автобус?"

она

Когда тебе пятнадцать лет, на тебе уродливое коричневое форменное платье, шерстяное, в такую погоду уже пропотевшее под мышками, дурацкий черный фартук, на котором все равно заметны чернильные пятна, отливающие рыжим, когда твои невыразительные серые волосы заплетены в тощие косички, да к тому же растрепавшиеся в экстремальных условиях родимой школы, когда в руках у тебя раздутый страховидный портфель с ручкой, обмотанной синей липкой лентой, а на ногах ободранные тряпичные туфли с разлохмаченными на концах шнурками, ты не сразу поймешь, что девушка — это ты. Ты девчонка, пацанка, может быть, даже чувиха, но не девушка.

Так что ему пришлось переспросить.

--

Я была романтичной, довольно одинокой девочкой из приличной семьи. Секретничать с девчонками так и не научилась, с мальчишками у меня сразу получались приятельские отношения — или не получалось никаких.

Мне было пятнадцать лет, и я все время искала объект для влюбленности, при этом остро осознавая свое несовершенство. Я точно знала, что не могу нравиться. Мне же то и дело кто-нибудь нравился, но каждый раз объект оказывался или разочарованием, или недосягаемым. Сверстники совсем не годились для любви — в них не было ничего таинственного, а моим тогдашним идеалом был граф де Ла Фер. Поэтому я последовательно влюблялась в нашего физика, в маминого коллегу из поликлиники, иногда заходившего в гости, в молодого (лет на десять старше меня) дядюшку Петьки Боровских. Все увлечения были жаркими, волнующими и абсолютно безопасными. Короче, в обожании из-за угла я преуспела, в прочих же любовных вопросах была чистым теоретиком. А теорию изучала по Дюма-пэру — то есть по литературе полуторавековой давности.

Сцену встречи на улице с таинственным незнакомцем я прокручивала в воображении тысячу раз. Я должна была идти вся нарядная, в новом голубом платье с оборками, с распущенными и завитыми волосами, в туфельках на тонком каблучке. И тут-то ко мне должен был подойти Он — высокий брюнет с черными глазами, в элегантном костюме (жаль, что ботфорты вышли из моды!) — и обратиться ко мне "девушка" и "вы". Я посмотрела бы на него, и он, сраженный моей красотой, предложил бы встретиться снова…

Услышав "девушка" и "вы", а тем паче — сообразив наконец, что обращаются ко мне, я уставилась на него во все глаза.

Он меня разочаровал.

--

Во-первых, он был невысокий. Повыше меня, но ненамного. Во-вторых, он был не брюнет, а светлый шатен, правда, с проседью в волосах, что, пожалуй, могло примирить с его мастью. В-третьих, он был в дешевых мешковатых брюках, кедах и ковбойке с закатанными рукавами. Ну и в четвертых — он видел во мне всего лишь голенастую школьницу, хоть и обратился, как надо. Просто вежливый.

И вообще он был какой-то староватый.

— Девушка, не скажете, где останавливается 119-й автобус?

Я махнула рукой:

— Вон туда дойдете, до трамвайной линии, потом направо до перекрестка — и увидите.

— Спасибо, — кивнул он.

Тут я подумала, что если ему показать остановку, дорога домой удлинится еще на двадцать минут.

— А впрочем, — сказала я, — мне все равно в ту же сторону. Пойдемте, я вас провожу.

И мы двинулись к трамвайной линии.