Чего хочет женщина

Они вошли. В прихожей появился Лом. Так как визит ожидался, муженек бродил по квартире в костюме, застегнутом на все пуговицы, и выглядел, как всегда, сокрушительно, правда, на особый, бандитский, манер, точно назло всем моим попыткам придать ему вид добропорядочного гражданина.

— Вот сюда, пожалуйста, — сказала я, указывая рукой на дверь гостиной, а Лом головой мотнул:

— Пошли, ребятки.

Я закрыла за ними дверь и прошла в соседнюю комнату. Здесь напротив друг друга молча сидели Костя и Танька. При моем появлении подружка вскинула голову и спросила:

— Лом справится?

— Еще бы.

Костя поднялся с кресла, подошел к окну и сказал тихо:

— Черт, волнуюсь, как на выпускном экзамене.

— Не стоит, — успокоила его я. — Все нормально и даже лучше. Генка понял, чего от него хотят, а когда он случайно что-то понимает, ему цены нет.

Мы настроились на долгое ожидание, но разговор занял не более получаса. Гости молча оделись в прихожей, потом хлопнула входная дверь, а мы покинули комнату. Лом сидел в кресле и ухмылялся.

— Что, Геночка? — спросила я, устраиваясь на его коленях.

— Порядок, — кивнул он и поцеловал меня.

На столе лежала та самая кожаная папка. Костя сел, придвинул ее к себе и стал внимательно изучать содержимое. Танька пританцовывала рядом и все норовила заглянуть ему в глаза. Наконец Костя поднял голову, посмотрел на нас по очереди и сказал:

— Молчанову сейчас самое время умереть.

Лом уставился на меня, а я едва заметно кивнула.

* * *

Я жарила мужу котлеты, Танька вертелась рядом, залезая руками то в один салат, то в другой.

— Молчанова-то с попом хоронят, — минут через пять заявила она. — С понятием люди…

— Сейчас модно, — пожала я плечами.

— Отпевание сегодня в час. — Танька задумалась, глядя на люстру. — Человек он в городе уважаемый… был. И меня, кстати, приглашали…

— Сошлись на занятость, отправь вдове соболезнования, покойнику венок…

— Да нет, я бы сходила… отдала то есть последний долг… и вообще, послушала, как поют.

— Помешательство какое-то, — разозлилась я.

— И вовсе не помешательство… В душе-то так чисто делается, и плакать хочется.

— Что ж, — вздохнула я, — сходи поплачь.

Танька взглянула на часы и ходко затрусила к двери.

Однажды вечером Лом вернулся в сильной задумчивости, бродил по квартире и все на меня поглядывал. Где-то часа через полтора не выдержал и сказал:

— Ладуль, мне с тобой поговорить надо…

Разговор вышел бурным, и я впервые накричала на муженька, а под конец заявила:

— Ломик, с наркотой связываться не смей.

Традиционно этим промыслом в нашем городе занимались нехристи. С ними мы уживались по принципу: у вас своя свадьба, у нас своя… Откуда теперь ветром надуло, понять несложно: еще в прошлые времена Лешка Моисеев, давний Ломов дружок, мутил воду и пел о бешеных деньгах.

— А чего от добра отказываться? — разозлился Лом. — Дело верное, отлаженное, а нехристей мы в бараний рог свернем, нечего им у нас хозяйничать.

Убрав из голоса командные нотки, я запела жалостливее.

— Я покойному Аркаше всегда говорила, не суйся. У нас дела, слава богу, идут неплохо, а от добра добра только дураки ищут.

Лом упоминаний о бывшем соратнике не выносил, тут я дала маху. Мысли об Аркаше возвращали к невеселым думам о Димке. Хотя времени, на мой взгляд, прошло достаточно, и Ломовы раны я зализывала ежедневно и основательно, но они все еще были свежи и болезненны.

— Аркаша без тебя шагу сделать боялся, а у меня своя голова на плечах, — рявкнул он. — Лешка правильно говорит, я и сам вижу — дело верное. У нас сейчас сила, все к рукам приберем.

Я испугалась этакой прыти и на следующий день собрала совет. Впервые мнения разделились. Костя, выслушав меня, пожал плечами и заявил:

— Деньги не пахнут.

Танька пошла еще дальше.

— А почему бы и нет? Моисеев подлец, но не дурак, а в его намерении я улавливаю признак гениальности.

— Замолчи, — разозлилась я. — Гениальность… У меня в отношении наркоты твердое и незыблемое правило…

— Да знаю я, знаю, — нахмурилась подружка. — Не заводись. Речь идет о деньгах, а не о моральных принципах.

— Мы строим Империю, — решив зайти с другой стороны, сказала я, — а Империя — это законы. Их надо создать, а создав, придерживаться. Иначе в один прекрасный момент все рухнет, как карточный домик. И еще. У каждого человека должна быть черта, за которую не следует переступать. Пока он возле нее топчется, бог его терпит, прощая кое-какие шалости, но нервы у господа тоже не железные, может и разгневаться, а господь, как известно, всемогущ, и силой с ним мериться дело зряшное.

Танька о господе размышляла в последнее время много и сейчас запечалилась.

— Думаешь, влезем мы в это дерьмо и удача нас покинет?

— Думаю, — кивнула я. — Дело для нас новое, пока уму-разуму научимся, много шишек набьем, а кое-чего и лишимся.

— И хочется, и колется, и мамка не велит, — почесав нос, сказала Танька. Костя поднялся с кресла.

— Если Лада против, это уже повод отказаться. Тут другая проблема: Лом.

— Лома я беру на себя, — кивнула я.

— А получится? — впервые усомнилась в моих способностях Танька. — Уж больно завелся.