Чего хотят демоны

Наверное, в каждом из нас есть что-то от Пигмалиона. Стремление создавать и переделывать по образцу собственных желаний. Это льстит самолюбию и удовлетворяет гордость художника, скрытого глубоко в душе.

Положить все силы на создание идеала и в процессе преображения влюбиться в объект собственного творения. Не видеть в упоении своей мнимой силой, что идеал далеко не идеален и что любишь вовсе не его, а новые черты, возникающие по мановению твоей волшебной палочки. И не замечаешь, как меняешься сам…

— Арника, я принёс тебе подарок.

— Подарок?

В красивом взгляде каменная ясность хризолита, лицо спокойно и неподвижно. Оно по-прежнему не кажется мне холодной маской, наверное, из-за глаз, в которых непрерывно струится и переливается что-то необъяснимое.

Она рассматривала маленький куст роз в горшке, который я преподнёс ей, почему-то не решившись дарить срезанные цветы.

— Твоя маленькая копия.

Арника осторожно прикоснулась к тонким лепесткам, погладила зелёные листочки:

— Спасибо.

— Тебе не нравится?

— Нравится.

Она поставила цветок на стол и равнодушно отвернулась от него. Значит, не то, опять не то… Что же я могу придумать ещё?

— Арника, ты любишь музыку?..

Если задумалась, значит, не слышала действительно хорошей. Сейчас проведём эксперимент.

Со своим обычным вниманием она смотрела, как я нажимаю кнопку, регулирую громкость.

— Садись сюда и слушай.

Она присела на диван, а я устроился на полу у её ног. С недавних пор это положение стало доставлять мне огромное удовольствие. Казалось, что, когда она смотрит на меня вот так, сверху, чуть прикрыв глаза пушистыми ресницами, в её взгляде появляется нечто отдалённо напоминающее ласку.

Может быть, я обманывал себя, но всё чаще мне стали видеться в её лице намеки на сдержанные эмоции. Или мне так хотелось их видеть, что ямочка в уголке губ представлялась улыбкой, лёгкий трепет ресниц — волнением, долгий взгляд — интересом?

Прохладная ладонь тронула меня за плечо, и я оглянулся, чтобы дать объяснения:

— Как тебе?

— Не неприятно.

— Хочешь, потанцуем?

— Потанцуем?

— Да. Вставай. Я научу тебя, — я поднялся и потянул её за собой. — Всё очень просто. Подойди ближе. Одну руку мне на плечо. Вот так. Другую сюда…

Я полуобнял ее, испытывая несказанное удовольствие от прикосновений к гибкому, душистому телу.

— Теперь слушай ритм. И слушайся меня, следуй за мной.

Она оказалась очень способной ученицей. Природная гибкость и пластичность возмещали недостаток опыта.

— Молодец, очень хорошо. Ты прекрасно двигаешься.

Какой соблазн поцеловать её сейчас, когда эти губы так близко от моего лица. Так хочется, чтобы золотоволосая голова опустилась на моё плечо, прохладные пальцы прикоснулись к щеке…

Песня оборвалась, и через короткое мгновение тишины зазвучала новая мелодия. Щемящие сердце звуки скрипки… Если бы я не продолжал обнимать Арнику, то не узнал бы, какое впечатление музыка произвела на неё. По стройному телу пробежала волна дрожи, оно напряглось, и Арника повернулось к динамикам:

— Что это?

— Вивальди. Нравится?

— Да… — не очень уверенное, и после нескольких мгновений размышления твёрдо: — Да.

— Ты чувствуешь что-нибудь?

— Не могу объяснить. Странно. Ты не мог бы выключить? — Арника повела плечами, словно хотела освободиться от моих объятий. — Мне не нравится.

— Но ты только что говорила, что тебе нравится музыка!

— Нет, я не хочу больше, — черты её лица вдруг ожили, искажаясь внутренним напряжением. На гладком лбу залегла тонкая, едва заметная морщинка, как будто потемнели, туманясь, глаза. — Выключи.

Невероятно! В ровном голосе ясно слышны нотки волнения. Арника попыталась отстраниться, но я крепко держал ее.

— Выключи!

— Почему? Что ты чувствуешь?

— Не хочу больше.

— Скажи мне, что ты чувствуешь?!

— Пожалуйста…

Поток звуков, вырывающихся из динамика, нарастал, приближаясь к эпицентру бури, и Арника в моих объятиях дёрнулась сильнее:

— Пусти! Выключи! Я не могу больше!

Ослеплённый этим, как мне казалось, пробуждением, опьянённый красотой оживающего, взволнованного, болезненно-напряжённого лица, я только крепче прижал её к себе. Кто бы мог подумать, что Арнику так взволнует музыка?! Неужели я наконец нашёл средство, способное превратить её в человека?

Вот долгожданный, грозный накат последней волны, дрожащий и сверкающий всеми оттенками дождевых капель в лучах солнца, ослепительная вспышка молнии на оконном стекле. Ликующая песня радости и любви… Именно в это мгновение она должна была «проснуться», посмотреть на меня глазами, в которых бы засияли отражения этих сверкающих солнечных брызг, и улыбнуться новой улыбкой, сделавшей её лицо прекрасным…

Арника тихо вздохнула, закрыла глаза, и её тело бесчувственной тяжестью осело на мои руки. Я едва успел подхватить её.

— Арника, что с тобой?!

Как приводить в чувство цветок? Я поспешно выключил центр, оборвав на полноте мелодию, уложил Арнику на диван, смочил виски и лоб водой из графина.

— Прости. Откуда мне знать, что ты потеряешь сознание от музыки!

Наверное, тишина была лучшим лекарством — внезапно, так же как и упала в обморок, Арника открыла глаза.

— Слава богу! Ты очнулась.