Чего вы хотите? (сборник)

– Только не вздумай ничего прокалывать!..

– Что, мне читать или как? – папа раздраженно перебил маму.

– Да-да, дорогой, извини.

Папа кашлянул, сказал уже по-другому, как-то смущенно:

– Не судите строго… Отглагольных рифм вроде немного… Да, тут слово «шакалит» есть, но прошу учесть, что стих написан задолго до того, как Путин завел на него моду… «Сквозь сон» называется. – Еще кашлянул и начал:

Не у всех, конечно, но у многих:Не понять, не сделать и не встать.Хочется прийти в себя, взбодриться,Сматериться как-нибудь опять.Но лежу, и холодильник звонкоСотрясает полочки свои.

Нужно ведь вскочить, ожить, заняться,Не растрачивать единственные дни!Не у всех, конечно, но у многих —Сон глубокий, долгий и пустой,Как богатыри, лежим вповалку,Нас не трогает ни холод и ни зной.Где жена? Ушла она куда-то.Пошакалит, что-то нашерстит.Дочка где-то в комнате соседнейГрустную считалочку твердит:«Зайка бегал по болоту,

Он искал себе работу,Но работы не нашел,Он заплакал и пошел».

– Ну ничего, ничего, – похвалил дядя Сева. – Позитива, правда, не много…

– Да уж кто б говорил про позитив! – засмеялась мама. – Так, теперь я… Годичной давности, памяти Егора Свиридова.

Тетя Маша спросила:

– А кто это, извини?

– Парень, которого кавказец застрелил. В голову несколько раз…

– Это тот фанат, что ли?

– Во-первых, Коля, человек! И на его месте любой русский может оказаться. И будут убивать, а окружающие не шевельнутся… Об этом, в общем, стихотворение…

Стоят люди над моим в томате пассерованным телом.

Молча курят, крутят пальцем у виска.Что я тут валяюсь с порванной грудью белой?Что я тут блею, зарезанная тупая овца?Что стоите без дела?Никто вас, и не мечтайте, не осудит.Пинайте смело, хорошие мои звери,Замечательные мои люди.

После этого немного пообсуждали национальные проблемы в Москве. Все в той или иной степени были недовольны обилием гастарбайтеров, хамоватых кавказцев.

– Но ведь это участь всех столиц, – заметила тетя Маша. – Я вот в Хельсинки часто бываю, и там очень много арабов, африканцев, китайцев… А в Лондоне, Париже, Берлине…

– Я поэтому и уехала почти двадцать лет назад из Кельна, – сказала мама. – Там Германии и тогда почти не чувствовалось. Вернулась сюда, а теперь и у нас… еще хуже.

– Ты жила в Германии? – заинтересовался дядя Коля. – На каких условиях?

– Окончила институт и уехала. Работала в Кельнском университете…

– И по своей воле вернулась? – в его голосе слышалось искреннее недоумение.

– Ну да. А что здесь такого?

– Я бы вряд ли вернулся… Я, конечно, люблю Россию, но… но если выбирать между ней и Европой… Здесь жить изо дня в день – тяжело. Невыносимо даже, если сознавать, что живешь. Поэтому вот и глотаем горькую.

– Так, Коль, детей мне не… это. Все хорошо будет в России – мы победим и сделаем…

– М-да, сомневаюсь.

– Так, кто следующий читает? Маш, давай.

– Я не пишу стихов, ты что…

– Зато переводишь. Как раз что-нибудь из современной финской поэзии.

Тетя Маша повспоминала. Вспомнила.

– Да, есть одно. Только оно тоже невеселое.

– Поэзия, как и проза, редко бывает веселой, – сказал папа. – Слушаем.