Чехов и его литературное окружение

Это не просто наделение героев иными, по сравнению с героями Потапенко, качествами. Это утверждение другой концепции художественного мира. Произведения Чехова отличаются от произведений его современников не просто другими героями, с иными взглядами или с иными чертами характера. Они основаны на ином методе изучения мира и человека, при котором проверке на истинность и прочность подлежит любая претензия на героичность, "передовитость", на знание правды.

Через два года после создания "Лешего", уже побывав на Сахалине, Чехов заставит героя повести "Дуэль" фон Корена проделать подобный же путь: от уверенности в собственной правоте и превосходстве к признанию неизвестных ему возможностей в другом человеке и вообще в жизни. Оба дуэлянта — и Лаевский, и фон Корен — скажут в конце повести: "Никто не знает настоящей правды". В "Дяде Ване" Астров в отличие от Хрущова изначально не будет знать "правды", не будет иметь надежных ориентиров, "огонька", хотя и унаследует от Лешего все достоинства незаурядной личности.

Чехов, в противоположность таким своим современникам, как Потапенко, отказывается от героев, чьи безупречные "ненадломленность", "ненадтреснутость" не проходят через испытания жизни. Он отказывается принять те иллюзорные решения, в которых находят духовное успокоение потапенковские герои.

Герой Чехова непременно сомневается, стремится к неосуществимому, недостижимому. На этом пути он обязательно впадает в заблуждения, предается иллюзиям, не признает очевидности, мысли и речи его горячи и сумбурны, а поступки неадекватны вызвавшим их причинам, но стремление к "настоящей правде" так же присуще людям в чеховском мире, как и незнание никем из них "настоящей правды". Образ чеховского героя строится на напряженности между этими разнонаправленными составляющими. Герой Потапенко, как потом героиня "Дома с мезонином" Лида Волчанинова, делает немало полезного, но он абсолютизирует свою "правду", считает ее окончательной — и поэтому ограничен.

Разные концепции литературного героя обусловили и разные принципы его изображения.

Например, потапенковские герои Рачеев и Высоцкая говорят о том, что помогать народу надо с толком, с пониманием того, что ему действительно требуется. Рачеев уверенно вещает, Высоцкая согласно внимает. В повести Чехова "Жена" звучат разговоры на ту же тему, а герой повести доктор Соболь тоже скажет о том, что отношения с народом "должны быть деловые, основанные на расчете, знании и справедливости" (7, 479). Но при этом о докторе Соболе как бы мимоходом сказано, что у него толстые пятки и что он постоянно одалживает спички, свои же то и дело теряет. Эти подробности немыслимы в соединении с героем Потапенко: у того идеи, жизненная обыденность и пошлость несоединимы. В "пошлость" у Потапенко погружены лишь герои второго плана, такие, как Зоя Федоровна, Ползиков.

О пьесе Потапенко "Жизнь" (написанной им в соавторстве с П. Сергеенко) Чехов позже заметит, что в ней много изречений "в шекспировском вкусе" и мало таких сцен, где "житейской пошлости удается пробиться на свет сквозь изречения и великие истины". (П 5, 252). То же и в прозе Потапенко: герои изрекают истины, выносят приговоры, а житейская пошлость лишь служит поводом к очередным сентенциям.

Герои же Чехова, даже когда они говорят "про умное", не изымаются автором из окружающей их обыденщины. Вопрос о правильных формах помощи народу — и тут же "толстые пятки" и теряемые спички. Споры на философские, социальные, политические темы не отделены от подробностей быта, погружены в них, выступают как бы наравне с ними — и создается новая для литературы степень жизнеподобия.

Изображение всей, "неотобранной" полноты бытия? Детальная прорисовка не только первого плана жизненной картины, но и ее фона? Да, все это есть в произведениях Чехова, но есть не только у него и не это определяет специфику его творчества. Богатство мира, окружающая чеховского героя действительность с ее подробностями — это аргументы в том споре, который вел своим творчеством Чехов. Это был спор с иллюзиями, разделяемыми большинством современников, с ложными претензиями на знание "правды", с ограниченностью сознания, с нежеланием и неумением соотнести свой "взгляд на вещи" с окружающей живой жизнью. Самой поэтикой своих произведений, тесно связанной с его "представлением мира", Чехов учил современников "правильной постановке вопросов".

Сравнение "ущербных" героев Чехова с "безупречными" героями Потапенко оказывается, таким образом, менее существенным, чем сравнение авторских концепций.