Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

«Приедешь в Россию, — говаривал он тому же В. Розанову, — грязь, сор, вонь, неудобства. Поживешь недели две — махнешь рукой: ничего, — привыкнешь и не чувствуешь».

«Русь, как стоит, — пусть стоит!» Хотя бы свинья свиньей. Любовь к России — любовь к «Свинье-матушке».

И Чехов — туда же.

Какое-то наваждение, злая чара, колдовство проклятое, напоминающее сказку о «Лесном царе» [МЕРЕЖ (II)].

Из публицистов правого лагеря на защиту А. С. Суворина встал Василий Розанов, свято лелеющий память о своем благодетеле и по этой причине никогда не упускавший случая задеть его «злосердечного» друга — А. П. Чехова. 25 января в «Новом времени» было опубликовано его письмом в редакцию «А. С. Суворин и Д. С. Мережковский» [РОЗАНОВ (I)], где он писал:

В № 17 московской газеты «Русское Слово», в фельетоне «Суворин и Чехов», Д. С. Мережковский пишет следующее о 78-летнем и год всего умершем А. С. Суворине по поводу переписки А. С. Суворина с Чеховым.

<….>

По поводу этого я перед лицом всей России спрошу Мережковского, почему он упрашивал меня несколько раз доставить ему возможность увидеться с Сувориным, т. е. чтобы я Суворину «что-то поговорил» и расположил его в пользу Мережковского, вследствие чего Суворин согласился бы принять его. Я, зная из разговоров с Сувориным безнадежный взгляд его на умственные способности и литературный дар Мережковского, не решался заговорить с Сувориным на эту тему.

Но я не могу не передать ввиду непристойной выходки г. Мережковского слышанных мною в минувшем году слов П. П. Перцова[246]: «Когда появились (года три назад, т. е. Около 1910 года) первые мои статьи в „Новом Времени“, то Дмитрий Сергеевич (Мер.) сказал мне: „Вот и хорошо, Петр Петрович, что вы прошли в ʽНовое Время’, за вами и я пройду“».

Но никогда ни Суворину, ни Перцову, ни мне не приходило на ум, чтобы Мережковский был так низок. Просто это открывшаяся «Америка». Вся Россия рассудит, какого названия заслуживает писатель, стоявший если не в передней Суворина, то во всяком случае просившийся пройти через эту переднюю, но чего-то недополучивший или получивший, по его расценке, «мало», надеявшийся, даже мечтавший писать у Суворина (слова П. П. Перцова), но и этого не достигший: и получив «всего мало» теперь говорящий ругань в спину своего недостаточного благодетеля, и когда тот не может ему ответить [РОЗАНОВ].

По прошествии пяти месяцев в том же «Русском слове» была опубликована статья бывшего «новововременца» А. Амфитеатрова, уже твердо стоявшего в те годы на леворадикальном фланге, — «Антон Чехов и А. С. Суворин. Ответные мысли».

Вопрос об отношениях таких больших людей, как А. С. Суворин и А. П. Чехов, и их взаимовлиянии есть вопрос исторический. А исторические вопросы должны исторически же решаться. А для исторического разрешения этого исторического вопроса мы, современники обоих писателей, имеем еще слишком мало фактических данных, критически проверенного материала. Поэтому решительно все, что сейчас пишется о Суворине и Чехове, не выходит за пределы априорного импрессионизма. ‹…› Я равным образом не обещаю к освещению этих отношений ничего, кроме личных впечатлений, которые, быть может, имеют перед некоторыми другими лишь два преимущества. Являются: 1) впечатлениями человека, знавшего и любившего обоих писателей; 2) впечатлениями, потерявшими всякую страстность и личный интерес за давностью, отделившею меня от обоих писателей. С А. С. Сувориным я расстался 15 лет назад. ‹…› Чехов уже десять лет лежит в гробу, и после 1898 года я, кажется, уже его не встречал, хотя именно в этот период между нами окрепли очень хорошие отношения по письмам.

‹…› …Чеховым стараются бить по Суворину. Большая ненависть к последнему наводит многих на тенденцию рассматривать «суворинский период» Чехова как темное пятно в жизни и творчестве Антона Павловича. Суворина при этом изображают каким-то демоном-отравителем, который губил и вовсе погубил бы чеховский талант, если бы его не спасла либеральная Москва.

Чехов очень хорошо сделал, что сошелся с либеральною Москвою. Да и не мог он с нею в конце концов не сойтись. Это сближение было совсем не случайным и внезапным, но естественным, логическим, непременным. Но я прямо и категорически утверждаю, что для того, чтобы либеральная Москва приняла Чехова в свои объятья, ему не пришлось ни на йоту изменить прежнему себе. Либеральная Москва приняла его совершенно тем же, каков он был у Суворина.

‹…›

Существовала в последние годы и еще существует тенденция умалять значение Суворина в жизни Чехова и развитии его таланта. Эта тенденция, питаемая чисто политическими мотивами, писателем-реалистом принята быть не может. Это — выдуманное. Беспристрастный, объективный исследователь это отвергнет. Сквозь какую призму ни глядеть на роль Суворина в жизни Чехова — она прекрасна.