— Уснул, когда совсем умаялся, — хмыкнул парень. — Заснул без задних лап. А проснулся оттого, что попа голая замерзла. Кое-как нашел обрывки одежи, из которой выпутался зверем. Напялил и пошел в деревню. А там меня уже поминать собирались. Пирожков напекли, да лапши наварили. Увидели, что я приперся, и расстроились. Решили, что я стал таким же как Митрич. Да и вид у меня был уж больно жалкий.
— Ну, хоть пустили за ворота, — заметил я.
— У них вера такая, — кивнул Коля. — Не обижать убогих, которых им послал Искупитель. Но все же сложно радоваться, когда Митрич дурить начинает.
— Тут не поспоришь, — согласился я.
— Как поняли, что я не стал убогим, вроде немного успокоились. Но я после того часто уходил в поля. Брал с собой сачок, чтобы думали, что я бабочек ловлю. А на самом деле я менялся и бегал на четырех лапах.
— А говорят, что ты книжки пишешь, — напомнил я.
— Нет, — хмыкнул паренек. — Это я так сказал жрецу, чтобы он мне дал все книги, которые у него есть. Хотел выяснить, есть ли где упоминания про таких, как я. А чтобы никто не доставал, я ляпнул, что сам хочу научиться писать книжки. Отец разозлился, что я дома библиотеку собрал. Для него это первый признак это... самой... Анархии.
— Вот как, — я усмехнулся.
— Едва не спалил все свитки да брошюры. Потому я оттащил все бумажное обратно к жрецу и читал только у него дома.
— Между его запоями? — уточнил я.
— Да я к нему через чердачное окно пробираюсь, когда он уходит молиться за жителей деревни. К тому же, я ему суп варю, чтобы он не загнулся совсем. И ношу капусту, которая для него квасят местные бабы.
— Добрые жители, — согласился я.
— Что есть, то есть, — не стал спорить паренек. — так вот, о таких, как я нигде записей нет. Отец что-то может и знает. Не зря говорил про дурную кровь.
— Не там искал, — возразил я и тут же осведомился, — То есть Никон знает, что ты оборачиваешься зверем?
— Никогда я ему этого прямо не говорил. Как только начинаю эту беседу, он только злится, кулаком по столу кулаком бьет и уходит от меня подальше. Словно боится, что я это ему вслух скажу. Потому я перестал об этом даже заикаться.
— А сестры? Есть у них такие особенности?
— Девчонки что живут в Новорильске все человечки обычные, — заявил парень и прикусил губу.
— Значит, Авдотья не совсем человек? — тут же уточнил я.
— Никогда она не оборачивалась! — запальчиво воскликнул паренек. — Вы про нее плохо не думайте. Авдотьюшка самая лучшая. Она добрая, честная, настоящая...
— Да не собираюсь я ее ни в чем винить, — мягко успокоил я Колю, у которого глаза засветились совсем уж недобро.
— Ей и так в жизни досталось. Она всего добилась только потому, что труда не боится и с людьми умеет ладить. Знаете, как сложно бывает с мужиками? Иногда они начинают буянить. И Авдотья может и в рыло двинуть.
— В рыло? — ошарашенно переспросил я и покосился в окно, за которым стояла машина кустодия.
— По-другому порой нельзя, — парень пожал плечами. — Сеструха у меня крепкая и умеет на место поставить. Рука у нее тяжелая, но нрав справедливый. И все это знают.
— А если ей кто двинет? — все еще настороженно поинтересовался я.
— Значит, сам напросился, — Коля вздохнул. — У сестрицы один удар коронный, а второй похоронный. До увечий бить не станет, но вырубит до утра. Но потом и лед принесет и травы заварит, чтобы болезный быстрее в себя пришел.
Я вновь покосился в окно, теперь уже всерьез переживая за Зимина.
— И она всегда такой крепкой была? — как бы невзначай поинтересовался я.
— Бывшие папкины полюбовницы ее за косы таскали. А как исполнилось ей шестнадцать, так она двинула сначала одной, а потом другой. Да так, что те девки больше головы не поднимали. Никону это очень не понравилось. Но, мне кажется, он опасался, что и ему однажды прилетит. Он хоть руки на нас не поднимал, но обижал по-другому.
Коля вздохнул и покачал головой.
— Вы не думаете про Авдотью плохого.
— Я и про тебя дурного не думаю. И про сестрицу твою тоже. Но ты все же расскажи мне про болотные дела. Уж больно важными могут оказаться твои слова для того, чтобы восстановить порядок на болотах.
Парень вздохнул и начал одну очень интересную историю. И даже несмотря на то, что в этом повествовании было много домыслов, в моей голове сложились кусочки головоломки.
Тем временем стихия за окном разбушевалась не на шутку. Сильные порывы ветра гнули верхушки деревьев. И я всерьез забеспокоился, чтобы непогода не сорвала крышу дома. На землю обрушился поток воды, а через несколько минут в метре от окна уже ничего было не разобрать из-за стены воды.
Коля закончил свой рассказ, когда послышался стук входной двери, и в дом вбежали промокшие до нитки Зимин и Майская. Они выглядели раскрасневшимися, довольными, словно до того не в машине сидели, а ходили на танцы.
— Ну и погода, — пробасил кустодий. — Прямо настоящий ураган. Часто у вас такое бывает?
Он обернулся к Авдотье, с интересом ожидая ответа.
— Ну, здесь часто идут дожди, — сказала та с лукавой улыбкой. И я понял, что эти двое помирились.