Чехов

Что мог ответить Чехов на подобные вопросы-упреки? В общем, все то же, что "фирму" и "ярлык" он считает предрассудком. Впрочем, не только это. Ведь он писал, что подозрительна в его рассказе попытка уравновесить плюсы и минусы. Видите — плюсы и минусы! Значит, для него все же существует оценка консерватизма как такового, и оценка отрицательная (минус), как и оценка либерализма, — положительная оценка (плюс). Но Чехов настаивает на том, что все это имеет второстепенное значение. Так он и пытается объяснить свои насмешки над "человеком шестидесятых годов". Чехов заявляет, что шестидесятые годы для него святое время и вот поэтому-то он и не хочет, чтобы "глупые суслики" опошляли его. "Это полинявшая недеятельная бездарность, узурпирующая 60-е годы; в V классе гимназии она поймала 5–6 чужих мыслей, застыла на них и будет упрямо бормотать их до самой смерти. Это не шарлатан, а дурачок, который верует в то, что бормочет, но мало или совсем не понимает того, о чем бормочет. Он глуп, глух, бессердечен. Вы бы послушали, как он во имя 60-х годов, которых не понимает, брюзжит на настоящее, которого не видит; он клевещет на студентов, на гимназисток, на женщин, на писателей и на все современное и в этом видит главную суть человека 60-х годов. Он скучен, как яма, и вреден для тех, кто ему верит, как суслик".

Что же, весьма важное пояснение. Но ведь в самом произведении, в "Именинах", не было ничего, что разъяснило бы эту позицию автора. Там давалось только перечисление привычных тем разговоров человека в крылатке, разговоров, ни в коей мере не заслуживающих осуждения. Сообщалось, что он "неизменно говорит… об идеалах, об эмансипации женщин, о прогрессе, о темных силах, о науке, о литературе, декламирует с чувством стихи, в которых встречаются часто слова: заря, закат, факел, ропот, судит о газетах и журналах, издателях и редакторах, одних хваля, других обвиняя в изменничестве, третьих величая подлыми". Еще сообщалось о том, что он грустит о светлом прошлом и отрицает настоящее. Если вспомнить, что настоящее — это годы злейшей реакции, а прошлое — шестидесятые годы, то и в этом трудно усмотреть что-либо предосудительное. И Чехов понимает это. "Не говорит он, в сущности, — сказано тут же, — ничего дурного и, вероятно, всегда искренен…" На это-то место в рассказе и обратил внимание Плещеев.

Не говорит ничего дурного, искренен, а между тем далее следует убийственная его оценка. Как она возникает? Просто так воспринимает его героиня, которой автор доверяет свои мысли, просто ей кажется, что "почему-то всякий раз, едва он откроет рот и своим замогильным тенорком заведет речь об эмансипации или идеалах, как от всей его фигуры начинает веять старым, заброшенным погребом". И все. Как же мог догадаться читатель обо всем том, что писал Чехов Плещееву, о том, что шестидесятые годы для автора "святое время"? Догадаться об этом было совершенно невозможно, но Чехов и не считал это необходимым. "Когда я изображаю подобных субъектов, — писал он, — или говорю о них, то не думаю ни о консерватизме, ни о либерализме, а об их глупости и претензиях".

Замечания-вопросы Плещеева так и остались, следовательно, без ответа, однако, как и после критики "Огней", Чехов не хочет этого видеть, настойчиво отстаивает свою позицию. "Нет, — пишет он, — не вычеркну я ни украинофила, ни этого гуся, который мне надоел! Он надоел мне еще в гимназии, надоедает и теперь".

И все же где-то в глубине души писатель понимал, что в чем-то Плещеев прав. Во всяком случае, на следующий день он посылает ему новое письмо, теперь краткое. Сообщает о плохом настроении — началось кровохарканье. "Вероятно, пустяки, — пишет Чехов, — но все-таки неприятно". И тут же просит прислать корректуру. "Я ничего не прибавлю, — поясняет он, — но кое-что, быть может, исправлю и вычеркну". Трудно сказать, какие исправления сделал бы Чехов в октябре 1888 года. Просьба пришла в редакцию поздно, и корректуры он так и не получил. Чехов долго не переиздавал "Именины", а когда в 1893 году готовил рассказ для отдельного издания, значительно отредактировал его, скрупулезно устранив все сомнительные и уязвимые в политическом смысле места.

Откуда же шло убеждение, что не в консерватизме и не в либерализме дело, что "фирма" и "ярлык" — это предрассудки?

В основе "Именин" лежит в общем-то весьма стройная концепция отношений между людьми. Как и раньше, Чехов убежден, что люди живут, искажая свою человеческую природу, попирая свое человеческое естество. Беда не только в том, что Петр Дмитрич позирует, играет несвойственную ему роль. Худо, что это затемняет и искажает в нем его нормальные человеческие черты и чувства. Он любит свою жену, но та ложь, та поза, которые поработили его, все больше и больше отдаляют его от самого близкого и любимого существа — его жены.