Человечек в колбе

Определительные таблицы Ламарка оказались очень хороши. Бюффон вообще не любил систематики, но особенно он не любил Линнея. И когда он узнал, что Ламарк взял за основу не этого дерзкого шведа, а других ботаников, то он так обрадовался, что выхлопотал для Ламарка деньги на издание его книжки: книга была издана на казенный счет.

«Флора» Ламарка была настоящим подарком для поклонников Руссо. Теперь им не нужно было лазить по толстым и непонятным сочинениям Линнея и других ученых. По книжке Ламарка в пять минут можно было узнать название любого растения.

О Ламарке заговорили, а так как именно скучающие графы и графини, герцоги и баронессы и были наиболее рьяными последователями заветов (но не всех, а только ботанических) великого «нашего Жака», то и неудивительно, что вскоре Ламарк оказался в Академии. Правда, кресло академика он получил не сразу — сначала ему пришлось сидеть на скамейке (он был только адъюнкт-академиком, а таковым кресел не полагалось), но и то было хорошо. Собственно, на почетное место на скамье академиков был другой, более заслуженный кандидат, но… он был анатомом, он не помогал поклонникам Руссо общаться с природой, его работы были не для «любителей букетов», и… король утвердил не анатома, а Ламарка.

— Теперь я буду заниматься только наукой, — решил академик Ламарк и… поехал по Европе в качестве гувернера сына самого Бюффона.

Бюффон очень хотел сделать из своего сына ученого, он готовил его в свои преемники. И вот он решил, что Ламарк поможет его сыну войти в курс наук. Сам Бюффон ни минутки не мог уделить его воспитанию — он был слишком занят.

Разъезжая по Германии, Голландии, Венгрии и Австрии, Ламарк осмотрел тамошние музеи и познакомился со многими учеными. Но эта «образовательная» прогулка скоро кончилась. Сынок Бюффона — очень бойкий и легкомысленный юноша — явно предпочитал музеям и ботаническим садам театры и рестораны. Он хотел образовательное путешествие превратить в увеселительное. Кончилось все это тем, что Бюффон предложил нашим путешественникам вернуться в Париж.

Вернувшись в Париж, Ламарк оказался не у дел. Дела-то, собственно, были, а вот денег не было. Чин академика был только почетным — денег он не давал. К счастью, слава ботаника помогла Ламарку, и он получил предложение редактировать ботанический отдел в «Энциклопедии» Дидро. Этой работы ему хватило на добрый десяток лет, и она окончательно закрепила за ним славу выдающегося ботаника.

3

Ламарку стало мало ботаники, он начал интересоваться и многими другими вещами. Как и раньше, он полдня проводил в своей комнатке — думал и размышлял. Он очень мало знал, но его мозг был как-то странно устроен: неугомонный Ламарк, зная мало, хотел объяснять все. Он хватался то за химию, то за физику, то за философию. Он не делал опытов или наблюдений, нет. Его мало интересовала опытная сторона вопроса, он любил обобщать. Мало зная, не имея критического отношения к прочитанному, он строил теорию за теорией и с самым серьезным видом утверждал, что его гипотезы не просто велики и достоверны. Нет, они могут перевернуть весь мир, стоит только опубликовать их.

Жан Баптист Ламарк (1744–1829).

Революция принесла с собой учреждение Музея естественной истории. Там было шесть кафедр по естественным наукам — три по зоологии и три по ботанике. Ботанические кафедры были заняты главными ботаниками из Королевского ботанического сада. Ламарк остался не при чем. Не могли помочь ему и его поклонники-ботаники из высшего света: они один за другим отправлялись на гильотину. Тут ему и предложили кафедру «насекомых и червей». Кафедру птиц и млекопитающих получил Сент-Илер, а рыбами и рептилиями занялся Лассепэд.

Хорошо было 22-летнему Сент-Илеру занять такую кафедру, как «птицы и звери». Но каково было 50-летнему Ламарку приниматься за насекомых и червей? Ведь он был ботаник, и если и знал что по зоологии, то только раковины.

И представьте себе — он взобрался на эту кафедру и просидел на ней… тридцать лет. Из ботаника и метеоролога он превратился в зоолога, и притом очень дельного.

«Насекомые и черви» — это была презанятная кафедра. Если насекомые и были чем-то более или менее определенным, если среди них был какой-то порядок, то черви… черви были так запутаны и хаотичны, что ни один зоолог не знал, что с ними делать. А теперь расхлебывать всю эту кашу пришлось — ботанику.

Ламарк не терял времени и немедленно принялся за работу. Он не знал зоологии, не умел препарировать насекомых, даже не знал толком, чем отличается земляной червь от пиявки. Он отламывал ноги у сухих жуков — его пальцы привыкли к прочным раковинам; он десятками бил баночки с заспиртованными червями, он ходил то облитый спиртом, то вымазанный в замазке… Но с каждым днем он все больше и больше входил во вкус своей новой специальности. Все эти улитки, черви, насекомые, полипы и губки, медузы и жуки были так интересны…