Человечек в колбе

— Все органы находятся в соответствии с той ролью, которую животное играет в природе, которую оно должно играть, — говорил Кювье.

— Ах, так, — ответил Сент-Илер. — Я где-то читал (он так сказал это «где-то», что всякому стало ясно — у Кювье), что так как рыбы живут в среде более тяжелой, чем воздух, то их движущие силы рассчитаны так, чтобы дать им возможность двигаться в этих самых условиях. Что ж! Если делать такие умозаключения, то можно договориться и до того, что человек, ходящий на костылях, с самого начала был предназначен к тому, чтобы иметь парализованную или ампутированную ногу…

И он прибавил к этому, чтобы окончательно поразить Кювье, что он не приписывает божеству никаких намерений, а наблюдает только факты, что он — историк, и никто больше. Это имело целью показать, что Кювье в своих теориях старался во что бы то ни стало подтвердить и утвердить идею божества, что его теории типов и катастроф были направлены к тому, чтобы лишний раз подтвердить библейскую историю творения мира.

Кювье не остался в долгу. Он начал бить Сент-Илера фактами, ловко увертываясь от того, в чем не был силен.

— Моллюски — те же позвоночные, — иронизировал он. — Конечно, они так похожи на них, что Сент-Илер, пожалуй, скоро разучится отличать человека от осьминога. Вы посмотрите только — какое колоссальное сходство: у беззубки жабры — у человека легкие, у осьминога жабры, у каракатицы есть чернильный мешок, есть воронка, с помощью которой она плавает, у них есть щупальцы с присосками, — ничего этого нет у позвоночных. У головоногих нет скелета, кроме незначительной косточки; их нервная система построена совершенно иначе. Сент-Илер считает, что жабры и легкие одно и то же — и тем и другим дышат. Он считает, что руки и щупальцы одно и то же — ими хватают. Может быть он сочтет и ноги и воронку осьминога за гомологичные органы — с их помощью передвигаются…

— И все же животные построены по общему плану, — пытался возражать Сент-Илер.

— Да? Хорошо. Я беру полипа, кита, ужа и человека. Все ли органы у них одинаковы? Есть ли у полипа все, что есть у человека?

— Нет…

— А раз так, где оно, это пресловутое единство? Покажите мне его.

Кювье приводил факт за фактом. Он опирался на данные палеонтологии, данные по анатомии, перечислял органы. Он натащил на диспут горы костей.

Сент-Илер отвечал ему весьма туманными и общими местами. Победа от него явно ускользала.

Начался июльский переворот 1830 года. Но Кювье и Сент-Илеру не было до этого дела — они спорили. Их спор — спор об единстве плана строения, о сходных органах, об изменчивости животных — был для них важнее всех переворотов и революций в мире. И Кювье — политический деятель, человек стоявший у власти, — забыл о власти, забыл о политике.

— Они гомологичны, все это органы! — утверждал Сент-Илер. — Они различны, да. Но это потому, что условия жизни всех этих животных…

— Это Ламарк! — презрительно усмехнулся Кювье. — Хватит с нас этих бредней.

— Не смейтесь над мертвыми! — загорячился Сент-Илер. — И притом это вовсе не Ламарк. Я не признаю никаких внутренних побуждений, никаких психических усилий. Внешняя обстановка действует на животное непосредственно, без вмешательства психики. Да и какая психика может быть у таракана или полипа?

— Так все меняется, все?

— Да! И вы должны знать это: вы изучали ископаемых. Вы должны были видеть, что было время, когда земля кишела болотными гадами, амфибиями и рептилиями. Тогда же росли мхи и папоротники. Тогда было царство болота. Где же оно теперь? Мы видим от него жалкие остатки, остальное исчезло…

— Так это я говорю — исчезло, — вмешался Кювье. — Я! Теория катастроф…

— Ах, что такое эта ваша теория катастроф? — рассердился Сент-Илер. — По вашей теории все амфибии должны были быть уничтожены, — все! Они мало совершенны, а ведь вы утверждаете, что после каждой катастрофы появлялись все более и более совершенные существа…

— Ну, и что же? А если по-вашему, то что будет? Амфибии могли появиться только в условиях этих гигантских болот? Согласен! Болота исчезли — исчезли и амфибии? Еще раз согласен! Но… скажите мне, пожалуйста, почему исчезли не все амфибии, почему часть их дожила до наших дней?

— Они изменились, их изменила окружающая обстановка.

— Да? Обстановка… Но почему же она изменила не всех амфибий, а только некоторых? Ответьте мне на этот вопрос, и я признаю себя побежденным! — Кювье почти кричал на весь огромный зал.

— Почему?.. Почему?.. — Сент-Илер замялся. — Не все были способны меняться, обстановка… — и тут он заговорил столь непонятно, что всем стало ясно — Кювье победил.

Да! Победил Кювье. Его холодный ум, его расчетливость, его колоссальная память, его груды костей одержали блестящую победу. Что мог противопоставить его логике и фактам Сент-Илер? Ничего, кроме туманных фраз и расплывчатых доказательств, ничего, кроме горячей веры в свою правоту. Он проиграл…