Человеческий фактор

– Спасибо тебе, родненький. Не ты б если, одной мне разве осилить было? Ты не обижайся, что я тебя бранила. Ведь мы, бабы, без ворчания-то не можем. Теперь… Теперь нам жить да жить. Вернёшься к сыну, присылай сватов. Свёкром ты будешь хорошим, отцом звать буду…

Ксения тяжело поднялась на колени.

Некогда лежать, надо санитаров звать, да и назад, к своим бежать.

Она посмотрела на будущего свекра. Он был мертв…

Концерт на полустанке.

Второй день военные эшелоны не останавливаются на полустанке. Идут на проход. Тоскливыми глазами голодные ребятишки провожают их с бугра в путь, и мысли детей летят за ними вслед. Где-то там, далеко на фронте, дерутся с фашистами их отцы.

– Ну ладно, пацаны, не куксись, – сказал Кеша, подросток лет четырнадцати, худощавый, в выцветшей большой командирской фуражке. – Давайте репетировать. Вадька, играй, Ленька и Мишка, пойте.

Вадик, бледнолицый, русоволосый мальчик, поднёс к губам тальниковую дудочку, и, зажимая поочередно небольшие дырочки на ней, стал выводить мелодию чем-то похожую на песню "Катюша".

Леня и Миша, глядя в сторону ушедшего эшелона, звонко запели:

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой…

Другой мальчик, держа руки в карманах – так поддерживал широкие штанишки – старательно вытанцовывал тяжёлыми ботинками что-то похожее на флотскую чечетку.

В стороне от них группа ребят выполняли физические упражнения. Один мальчик переворачивался ногами вверх и ходил вверх тормашками. Но, то ли от неумения, то ли от слабости в руках, он постоянно падал, ударяясь головой о землю. Отлеживался.

Двое других – боролись. Было заметно, что они поддаются друг другу, но сопели и кряхтели на полном серьёзе. Девочки кружились на полянке, подгадывая под посвист Вадиковой дудочки и песни ребят. Подпевали и сами.

Все остальные, не участвующие в репетиции, сидели и стояли вокруг артистов.

– Колька, хватит валяться. Поднимайся.

Мальчик, только что упавший на голову, неохотно поднимался и, натянув свалившуюся пилотку до ушей, вновь принялся за аттракцион.

– Венька, Пашка, не халтурьте. Разве так борются? Индюки.

Кешины замечания вызывали одобрения, смех у публики.

– Ты, Федька, не стой. Егози ногами, – поторапливал он плясавшего.

Федя умоляюще посмотрел на Кешу.

– Да я не м'oжу. Ноги болят.

– А ты не думай о них. Ты думай, для чего ты это делаешь.

– Дык я, коли счас собью их до мозолей, потом плясать как буду?

Кеша, неодобрительно хмыкнув, неохотно согласился.

– Ладно, отдыхай, – и, повернувшись к окружающим, скомандовал: – А вы подпевайте.

Дети недружно запели:

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег, на крутой…

Кеша дирижировал.

Солнце садилось. Вечерело. Ребята с надеждой посматривали на восток, ожидая из туманной дымки появится очередного эшелона. Боялись, что ночь, опустившись на землю, оставит их голодными. Солдаты подкармливали детей, платили им гонорары натуральными продуктами за их концерты. Но вот проходили часы, проходило и желание петь, плясать, ходить "на голове". Подступало уныние.

Кеша предложил рассказывать по очереди всякие истории. На этот раз очередь выпала маленькой девочке. На вид ей было лет шесть-семь. Худенькая, боязливая. Когда Кеша сказал:

– Давай ты, – она спрятала лицо в ладони и задрожала всем тельцем.

– Ну, разнюнилась. Тебя что, бьют что ли?

– Я… Я не умею.

– А тут никто не умеет. И все врут безбожно.

– Я и врать не умею…

– Ну и не ври. Рассказывай, как сюда попала? Откуда ты?

Девочка нерешительно поднялась и, глядя с бугра вниз на полустанок, на нити-рельсы, бегущие на восток, откуда должен был появиться эшелон, идущий на запад, на фронт, сказала:

– Я из Черной Грязи…

Дети рассмеялись.

– Ха-ха! Из грязи, а сама белая, как снег.

– Нет-нет. Я из деревни такой. Её почему-то назвали так.

Кеша поднял руку.

– Дайте человеку говорить. Ври дальше.