Человек-амфибия. Лучшее

И в дороге и дома Джейн не давала брату покоя. Он словно получил строгую гувернантку, которая ежеминутно поправляла его: то он не так сказал, то не так повернулся. Она заставляла его улыбаться, разговаривая с неприятными для него людьми, потому что этого требует хороший тон. Учила говорить комплименты. Ариэль терпеливо переносил эти истязания, называя их в душе дрессировкой. Особенно ее возмущало обращение брата с прислугой.

— Ты разговариваешь с ними, словно они равные тебе! — восклицала она.

— Но разве они не такие же люди, как и мы? — возражал Ариэль.

Джейн читала ему нудные лекции о классовом неравенстве, о том, что с прислугой надо быть холодно-корректным. Зато в обращении с людьми своего круга нужно проявлять исключительную любезность.

— Но если этот человек мне противен? — восклицал Ариэль.

— Нет, ты невозможен. Ты совершенно невоспитан! — приходила в отчаяние Джейн.

Однажды Ариэль, Джейн и Доталлер отправились за город посмотреть принадлежавшие Гальтонам кирпичные заводы. Там все навело на Ариэля уныние.

Приземистые бараки, глинистая почва, рвы и канавы карьеров, хлюпающая под мостками вода.

Но Джейн не замечала этого: ведь из этой грязи, этой глины делаются деньги!

Какая-то старая женщина из рабочего поселка переходила через мостки, упала и не могла подняться.

Ариэль бросился к ней и поднял ее, перепачкав лайковые перчатки и пальто, сшитое лучшим лондонским портным.

Джейн, не стесняясь Доталлера, тут же, в присутствии опешившей старухи, начала выговаривать брату. По ее мнению, это был совершенно ненужный поступок. Ариэль угрюмо молчал, вытирая платком испачканные глиной руки.

Через неделю после приезда в Англию настал день совершеннолетия Ариэля.

Джейн с волнением готовилась к этому торжеству, не уставая повторять Ариэлю, что в этот день он будет принят в круг великосветского общества.

Пригласительные билеты были разосланы лучшим аристократическим фамилиям.

Утром в день совершеннолетия Ариэля явился опекун Боден в сопровождении мистера Хезлона.

И тут между ними и Джейн произошла бурная сцена. Джейн начала говорить с бывшими опекунами об отчете, и страсти разгорелись. Конечно, ни она, ни опекуны не кричали и не размахивали руками. Наоборот, разговор велся в полутонах, слова сопровождались сдержанными жестами. Но в каждом слове был яд, в каждом взгляде — стрела. И, по существу, это был самый торгашеский спор со взаимными обвинениями и оскорблениями.

На Ариэля эта сцена произвела настолько гнетущее впечатление, что он не выдержал и мрачный ушел в свою комнату.

Нервы его были взвинчены. Ему казалось, что этот воздух душит его. Несмотря на холодную осеннюю погоду, он открыл окно, и в комнату ворвались клубы тумана и запах фабричной гари. Ариэль захлопнул окно и зашагал по комнате. В его душе нарастал протест, зарождалось какое-то решение.

Конец торжественного дня переполнил чашу терпения.

Когда собрались приглашенные, Ариэлю показалось, что он видит какой-то маскарад, какую-то страшную пародию на человечество. Здесь все было фальшиво: фальшивы улыбки, фальшивы слова, фальшивы волосы, зубы, румянец у дам. Свежие лица были редким исключением. Девушки с рыжими волосами, с веснушками, с длинными зубами. Сухопарые или толстые, задыхающиеся от жира мужчины во фраках. И каждому из них Ариэль должен был пожать руку, радушно улыбаясь, сказать несколько приветливых слов. И все это под пронизывающими взорами Джейн, которая следила за каждым его шагом, за каждым словом.

После обеда сидевший рядом с Ариэлем самодовольный, важный лорд Форбс начал пространно говорить об Индии. Он называл индусов не иначе как «эти скоты» или «эти грубые животные, которые поклоняются корове».

Ариэль долго сдерживался, но, наконец, не выдержал и воскликнул:

— Большинство этих простых, трудолюбивых, честных людей заслуживает гораздо большего уважения, чем многие из присутствующих, которые, кстати сказать, живут за счет этих людей!

Произошел неслыханный скандал. Все сразу смолкли. Лорд Форбс задрожал от ярости и стал тыкать недокуренной сигарой вместо пепельницы в сигарный ящик. Джейн побледнела, потом, призвав на помощь все свое самообладание, постаралась замять неловкость.

Но как она набросилась на Ариэля, когда гости разошлись! Забыв о хорошем тоне, она кричала, что отказывается от такого брата, что в нем не кровь аристократа, а кровь плебея, что ей придется отдать брата на воспитание в такое заведение, где из него сумеют сделать человека, или же их пути совершенно разойдутся. Ариэль лишится всего и будет выброшен на улицу, где он, очевидно, и найдет то общество, к которому его так тянет.

К ее удивлению, а потом и к некоторому страху, Ариэль не возражал ни одним словом, сохраняя мрачное спокойствие.

Это показалось Джейн подозрительным.

Она сделала вид, что раскаялась, и даже извинялась за свою горячность.

— Ты, конечно, не виноват. Нельзя одним прыжком перепрыгнуть с цирковой арены в аристократический салон. Отчасти я сама виновата, тебя еще рано было показывать обществу. Но ты сам поймешь…