Человек без собаки

Рейс опоздал всего на полчаса, что было ему на руку: он успел кое-как суммировать все сведения по делу… или по делам, он так и не определил для себя, одно это дело или два. А какое это имеет значение? Расследование и в том и в другом случае продвинулось не больше чем на пару сантиметров даже в самых многообещающих направлениях, так что как ни называй…

Как ни называй, как ни анализируй, беседы с Кристофером Грундтом и Йенсом Линдевалем мало что внесли в общую картину. Что произошло в те два дня на Альведерсгатан, так и оставалось загадкой. Уход Хенрика, несомненно, был продуман и спланирован заранее: он просил брата помалкивать, он знал, что должен уйти. А вот куда и зачем — вопрос оставался открытым.

А Йенс Линдеваль… а что Йенс Линдеваль? Он просто подтвердил то, что они и без него знали. Ни больше ни меньше. Ну, был у него роман с Хенриком, продолжался этот роман несколько недель в ноябре — декабре. Хенрик исчезает неизвестно куда, Линдеваль исчезает в Юго-Восточной Азии, но никакой связи между этими исчезновениями нет и быть не может.

А с Робертом еще безнадежней. Гуннар знал, сколько людей опросили за последнее время в Чимлинге — не меньше чем пару сотен, — но результат по-прежнему нулевой.

Роберт Германссон… когда пятнадцать-шестнадцать лет назад он покинул город своего детства, он тоже оборвал все нити. Ни один человек в Чимлинге не ответил положительно на вопрос, были ли у него за последние десять лет хоть какие-то контакты с печально известным героем документального мыла. Ни у кого. Во всяком случае, так они утверждали.

Застряли намертво. И как сдвинуться с места — неизвестно.

И словно в подтверждение этой мысли, подошла стюардесса — извините, вы забыли пристегнуть ремни. Он покорно выполнил просьбу. Застрял — значит застрял.

Розмари Вундерлих Германссон решила, что, если в ближайшие десять минут она не доберется до места, смерти ей не миновать. Двенадцать градусов мороза, ледяной, чуть не сбивающий с ног ветер — она шла по Хагенсдальвеген и понимала, что сейчас умрет.

А может, и не такой плохой конец. Упасть на обледеневший тротуар у цветочного магазина «Беллис» и в последний раз вдохнуть обжигающий январский воздух. Трудно сказать, что удерживало ее в живых последний месяц. После кошмарной рождественской недели ей казалось, что она уже не существует, что душа ее покинула тело, осталась только холодная ломкая скорлупа. Белая, как у привидения. И вот эта-то непонятно чем удерживаемая скорлупа преодолевала сейчас последние метры к дамской парикмахерской «Магги» на углу Кунгсгатан. Господи, почему она не отменила заказанный еще два месяца назад визит? Она всегда, уходя, договаривалась о времени следующей стрижки. Надо было отказаться. Она не понимала, почему этого не сделала.

А что она вообще понимала? Она не понимала, что происходит вокруг; не понимала, почему встает по утрам, почему исправно ходит в магазин, покупает продукты, почему вместе с Карлом-Эриком исправно ходит на курсы испанского языка, каждый вечер с девяти до десяти… испанские фонемы летали у нее в голове, как заблудившиеся в осеннем перелете птицы. Правда, недолго: влетят в одно ухо, потолкаются немного и вылетают в другое. О глагольных формах и говорить нечего. Перед тем как идти в постель, она принимала снотворное. Его хватало ровно на пять часов; она просыпалась между четырьмя и полпятого и пыталась продлить эти первые секунды после пробуждения, первые пустые, без мыслей и воспоминаний, секунды. В эти секунды она не помнила, что произошло в ее доме, она даже не помнила, кто она и как сюда попала… но секунды никогда не переходили в минуты, а иногда их и вовсе не было.

А потом она лежала на боку, руки между коленями, спиной к мужу… спиной ко всей своей жизни. Смотрела на скучные гардины, прислушивалась к тихому шипению батареи парового отопления — и дожидалась рассвета, который, казалось, не наступит никогда. Никогда… никогда не наступит рассвет, никогда она не узнает, что случилось с ее сыном и внуком в те жуткие декабрьские дни, когда душа ее перестала жить — наверное, необратимо. Навсегда. Мысли приходили и уходили, уследить за ними она не могла, додумать до конца не могла… короткие, бессвязные мысли, оставляющие за собой только чувство тьмы, безнадежности и пустоты. Она уже не могла отличить одно утро от другого, пробуждение сегодня от пробуждения вчера, позавчера, неделю назад… завтра, послезавтра…