Человек без собаки

— Хорошо… впрочем, что тут хорошего… А что ты сама думаешь? Пожалуйста, поделись со мной. Как ты думаешь, что случилось с Робертом и Хенриком?

Кристина откинулась в кресле и уставилась на сестру. Что это, попыталась Эбба прочитать ее мысли. Сострадание? Отстранение? Мука?

— Я не знаю… я совершенно ничего не знаю.

— Они живы? Как ты думаешь, хоть кто-то из них… жив?

Голос ее не слушался, и последние слова она произнесла почти шепотом, отчего они прозвучали особенно страшно.

Кристина с тем же странным выражением глаз вцепилась обеими руками в подлокотники кресла. Казалось, она не может решиться сказать, что она думает. Потом глубоко вздохнула и обмякла:

— Я думаю, они погибли, Эбба. Глупо на что-то надеяться.

Несколько секунд тишины.

— Спасибо, — сказала Эбба. — Спасибо, что согласилась со мной поговорить.

Она смотрела в окно на удаляющуюся фигуру сестры. И даже после того, как за Эббой закрылась калитка и она свернула на Муссеронвеген, Кристина не могла сдвинуться с места. Она чувствовала, как ледяная волна поднимается от ступней, неумолимо распространяется по всему телу… внезапно резко сузилось поле зрения, за спиной открылась бездна, и она полетела затылком вперед в бесконечный горизонтальный туннель… за секунду до того, как потерять сознание, она все же успела согнуть колени и наклониться вперед. Это смягчило падение.

Во всяком случае, Кристина не ушиблась. Вечность спустя она очнулась на плиточном полу холла. Еле успела доползти на четвереньках до туалета, и ее начало рвать. Приступы рвоты следовали один за другим, ее буквально выворачивало наизнанку; ей казалось, что за содержимым желудка сейчас последуют кишки, внутренности, сердце… а потом и сама ее жизнь окажется в унитазе, исторгнутая в очередном пароксизме рвоты.

И ее еще не рожденный ребенок.

Но этого она допустить не могла. С трудом встала. Плеснула в лицо холодной водой, причесалась и посмотрела в зеркало.

Я выдержала, с удивлением подумала она. Я выдержала. Я сумела…

Она вернулась на веранду и собрала посуду.

Выбросила орхидею в мусорное ведро и отнесла в контейнер. Никаких следов остаться не должно.

Глава 29

Вечерние таблоиды просто задыхались от счастья.

РАСЧЛЕНЕННАЯ ТЕЛЕЗВЕЗДА, —

заходилась в истерике рубрика в одной из них,

ДРОЧИЛА РОБЕРТ В МОРОЗИЛЬНИКЕ, —

с извращенным наслаждением трубила другая. Всей этой жуткой, леденящей душу истории было посвящено шестнадцать страниц. Убогое шоу «Fucking Island», давным-давно канувшее в прошлое, вновь оказалось в центре внимания публики. Кому-то в радость, кому-то в назидание, кому и во что — не догадаешься. Эпидемия копрофилии[50], подумал Барбаротти. Поднять бы цены раз в десять на эти таблоиды и глянцевые журналы, чтобы они стали доступны только истинным ценителям…

Широко обсуждалась также еще одна печальная новость с корнями на «Fucking Island». Оказывается, у мисс Хельсингланд, которая девять месяцев назад, ко всеобщему удовольствию, получила три с лишним миллиона крон на двоих за публичную случку с хоккейным жеребцом Гурканом Юханссоном (плод этой случки должен был появиться на свет со дня на день), — так вот, оказывается, у мисс Хельсингланд еще в феврале произошел выкидыш. К тому же Гуркан под шумок сбежал к двадцатилетней звезде тяжелого рока из никому не известного городка Шене. Звезда эта была так богато украшена татуировкой, что ее многочисленные любовники всегда сомневались, голая она или на ней все же что-то надето.

Гуннар выкроил с опозданием часа на полтора пятнадцать минут на ланч — мини-батон с ветчиной и сыром, стакан сока и банан. За едой он пробежал глазами газеты и со злостью швырнул их в корзину для мусора.

— Как видишь, мы с тобой в центре внимания, — сказала вошедшая Эва Бакман. — Когда пресс-конференция?

Гуннар посмотрел на часы:

— Через четверть часа. Ты успела пробежать протоколы?

— По диагонали, — пожала Эва плечами. — Ничего интересного.

— Ничего?

— На первый взгляд ничего.

— А что говорят врачи?

Эва присела:

— Я говорила с тремя. Остались еще двое, у них, может быть, еще появятся какие-то другие мысли. Но эти трое утверждают в один голос — Джейн Альмгрен должна была проходить лечение в закрытом учреждении с наивысшим классом охраны.

— Вот оно что! Как ни странно, я тоже пришел к такому заключению. Пусть мне выдадут врачебный диплом.

— Они утверждают, что во всем виноваты политики. Они дореформировались до того, что от психиатрии остались рожки да ножки. А с другой стороны… в клинической картине прямых указаний на склонность к насилию не было. Никто и не подозревал, что она настолько… настолько не в себе.

— Этого можно было ожидать…

— Да. История с попыткой убийства всей семьи для кое-кого из врачей вроде бы факт не такой уж важный. «Правильно проводимое медикаментозное лечение…», «У нас есть превосходные препараты…» ну и так далее.

— И все дарят друг другу цветочки. А если она не жрет эти превосходные препараты, а выкидывает их в унитаз?