Человек-эхо

— Пожалуй, что да. Но можешь ли ты меня в этом винить? Не у каждого в жизни была такая семейная идиллия, как пропавший без вести папаша и тихо скончавшаяся от передоза маманя, как у тебя, счастливчика. Да, у меня имелись отец и дядя, но как только они заканчивали использовать меня как свою личную игрушку, то избивали меня в говно и смеялись, когда я плакал. Чего удивляться, если я нахожу развлечение совсем не в том, что большинство остальных людей? — Он видит яростный взгляд Ноя, и на лице у него появляется точно такое же отвращение. — И не делай вид, будто ты чем-то от меня отличаешься, Дикин.

— Еще как отличаюсь! — кричит тот. — Я никогда бы не сделал то, что ты сделал с Лорен! Я не смог бы насиловать Миа. Или всех этих других женщин.

— Но это ведь ты превратил в котлету Гриффина? Я наблюдал за тобой, Ной! Я видел, с каким усердием ты молотил его той деревяшкой! Не хочешь же ты сказать, будто это тебе совсем не понравилось, даже немножко?

Ной мотает головой, уставившись в стол. Он понимает, что поступил плохо. Но все его поступки — убийство той девушки, избиение Гриффина — не идут ни в какое сравнение с деяниями Шентона. Нельзя позволить Тоби гулять на свободе, никак нельзя!

— Ты знаешь, на что я способен, Ной. Знаешь, что я могу сделать с Карой. Ты убиваешь себя — и дело закрыто. Ты получаешь свою концовку. Я получаю свою.

Дикин чувствует, как накатывает паника, сердце начинает биться быстрее. Кажется, будто стены плотно смыкаются вокруг него.

— Я даже знаю, как именно это сделаю. — Шентон откидывается на стуле и беззаботно ковыряет ногти. — Такой вот адрес — «Кромвель-стрит, дом двадцать пять» — ни о чем тебе не говорит?

Ной резко вздергивает голову.

— Знаешь, как Фред Уэст поступил с некоей Линдой Гоф, Дикс? — ехидничает Шентон.

— Заткнись, — шепчет Ной.

— Он связал ее. В просверленные в потолке погреба дыры продел веревку, подвесил ее…

— Заткнись, Шентон…

— Почти полностью замотал ей подбородок скотчем, чтобы она не кричала…

— Заткнись! — Ной закрывает глаза, затыкает уши. Не может удержаться, чтобы не представить себе Кару. Видит ее глаза, ее тело, ее кровь.

Шентон подается к нему, чуть ли не нос к носу.

— Отрезал ей пальцы на руках и ногах, пока она еще была жива. Изнасиловал, избил, задушил…

— Заткнись, заткнись, заткнись! — кричит Ной, злобно отталкивая от себя Шентона.

Тоби смеется.

— И я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — говорит он.

Ной обжигает его взглядом.

— И о чем же?

— Что ты можешь все рассказать про меня своей драгоценной Каре. Что она арестует меня, и тогда все будет пучком. Но зря мечтаешь, Ной. — Шентон примолкает, откидывается на стуле. — Ты ведь знаешь, как легко я завожу «друзей». И в тюрьме в них тоже недостатка не будет. — Праздно барабанит пальцами по столу. — Может, я не остановлюсь на Каре. Может, попрошу кого-нибудь из моих новых дружков навестить этих ее замечательных детишек. Не моя тема, но некоторые люди реально кайфуют, когда натягивают малолеток…

Ной чувствует тошноту. Он понимает, что Шентон прав. Чувствует холодок, когда пот медленно сползает по спине.

— Как? — тихо спрашивает Ной.

— Повесься на веревке из простыни, как Шипман, разозли кого-нибудь, чтобы тебя зарезали, как Дамера… Короче, выбор за тобой. Мне все равно, Ной. Но сделай это. И побыстрее. Я буду наблюдать. — Тоби встает. — Я владею тобой, жалкий ты кусок дерьма! Никогда про это не забывай.

После этих слов он уходит, закрыв за собой дверь.

Ной знает, насколько опасен Шентон. Он сам видел замученную женщину, убитую током на дне ямы. Лорен, висящую на дереве. Мертвую Либби. Слышал, как Тоби насилует Миа, взывающую о помощи. И ничего не сделал.

Но он не позволит, чтобы это случилось с Карой.

Шентон совершенно прав — власть принадлежит ему. С того самого дня в лесу, с того самого первого убийства, жизнь Ноя была в руках у Шентона. И от судьбы не уйти.

Дикин встает, колотит в дверь допросной. Все колотит и колотит, пока не разбивает кулаки в кровь.

— Выпустите меня отсюда! — кричит он. — Отведите обратно в камеру! Немедленно отведите!

Начинает плакать, забившись в угол комнаты, поджав колени к груди и закрыв лицо руками со вспухшими костяшками. Шентон возвращается в комнату, Кара нерешительно входит следом.

— Не волнуйтесь, — с улыбкой произносит детектив-констебль Тоби Шентон. Опускает руку Ною на плечо, крепко стискивает. — Все скоро кончится, Дикин. Скоро все кончится.

Благодарности

Эта книга посвящается Эду Уилсону — литагенту, единственному и неповторимому. Эд поверил в эту концепцию с самого начала, поощряя меня писать дальше — и писать мрачнее. Благодарность это или же попытка найти виноватого, я не знаю, но без него это не была бы та книга, какой она является сейчас. Спасибо также Хелене Батлер и всем остальным в «Джонсон и Элкок», а также Женевьеве Лоуэлс — за ее раннюю работу над рукописью.