Человек и другое. Книга странствий

Наконец мы вошли в лес – четверо отборных племенных чингачгуков, вождь и мы. Лес, видно, не из богатых фауной, да еще и в полдень – был совсем тих и пуст. Что с каждой минутой все более напрягало вождя, понукавшего следопытов. Для племени это было делом чести, если не жизни, – предъявить нам изобилие диких животных в их краю, а значит, можно надеяться, что в будущем здесь откроется заповедник и большие перспективы. Но нет зверей. Как ни рыщут чингачгуки – нет их. Лежка медведя – да, была, заросла. Следы слонов у болотца – да, топтались когда-то. Вождь нервничает, мы переходим с шага на рысь, и как-то незаметно обороты все увеличиваются, и вот мы уже несемся сломя голову, проламываясь сквозь джунгли: впереди – два брата-следопыта – секут заросли полуметровыми тесаками, прокладывая путь, за ними – я, их пятки летят мне в лицо, за мной – вождь, за ним Зоя, замыкают два зверобоя. Час, два, три этого безумного гона сквозь лес, по холмам, по болотам, дебрям. Куда? Поначалу я думал – к слонам, чей отдаленный трубный рев вроде бы слышали эти лесные братья (жуткие лица у них – будто из обугленного камня, и только глаза в этом камне живые). Но нет слонов, лишь пятки этих двух киборгов летят в лицо. Мне бы остановиться, прекратить это безумие, да и Зоя – она же на третьем месяце! Но где она? Не обернуться, нет головы на мне, просто амок какой-то, транс, в котором мы мчимся сквозь лес – в не зачем, в никуда. Пять часов этого чеса. Просвет, обрыв, рухнули на обрыве, в себя приходим. Долина, дымок, полевая кухня. Пришли. А женщины нам: тигр тут был, видели? Вон туда ушел. Это было последней каплей для племенных: сели на землю, ни есть, ни говорить не могут, глаза отводят.

Ну, правда, потом, после трапезы, когда пошли по следу тигра, видели мы и золотых лангуров, и птиц-носорогов… Так что к вечеру настроение наладилось и по возвращении мы расселись у костра и сочиняли письмо министру, а Зою увели в дом маленькие – до груди ей – женщины, и вывели переодетую – в ослепительной дохане: она стояла смущенная и счастливая под их голубиное воркованье – как Эйфелева башня в огнях.

А неделю спустя, к нам в лесничество прибыл микроавтобус полный даров, собранных племенем. Чего там только не было – от кувшина сметаны, этой индийской невидали, собранной всем миром по чайной ложке – до многометровой ткани, сотканной муравьями (из которой потом я пошил себе рубаху). И уже вернувшись в Москву, мы получили письмо от Бхубана – о плантации роз – тех самых, куст которых нам так понравился у его дома, и он отправился в Дели – специально за семенами, а теперь все радуются, глядя на эту плантацию «Зоя», цветущую по сторонам дороги в деревню.

Гауры

В поединке с тигром силы их примерно равны, потому, как правило, тигр вступает в бой с ним лишь в отчаянном положении.

Столкнулись мы с ними дважды. И оба раза в Анамалаи – небольшом, практически непосещаемом (особенно иностранцами) из-за своей удаленности заповеднике на севере Тамилада.

Поселились мы в небе, в хлипкой избушке, раскачивавшейся среди верхушек деревьев на своей длинной рассохшейся лестничной ноге. И ночью мангуст (мы все гадали – не крыса ли) рылся в нашем рюкзаке, грыз банку с «бхудрой» – ананасовым вареньем, листал паспорта…

А потом мы перебрались в домик на земле, и нас повел в джунгли проводник по имени бэби. Так и значилось в путевом листе: «Бэби». Им оказался нерослый дядька с закопченным лицом ребенка и тесаком за поясом.

Мы знали по опыту, что ходить в джунгли с проводником и надеяться на реальную встречу с дикими животными – пустое дело. Даже увидев их – пустое: реальность не терпит посредников.

Потому на следующий день мы улизнули в джунгли сами, затемно, до рассвета. Я помню тот запах – змеиный – от всего, он преследовал нас повсюду. Змеями пахла трава, воздух, деревья, ладони, простыни, на которых мы спали… А змей не было.

Это был могучий сумрачный лес на холмах, местами непроходимый – ни для ног, ни для лучей, с ярусами лиан, мхами и гигантскими валунами. Где-то вдали с верхушек деревьев доносились надрывные крики черных обезьян-ревунов – казалось, висящих на этих воплях. А потом, на закате, мы вышли из дебрей на длинную, чуть накрененную поляну с косым светом заходящего солнца, и вдруг – прямо перед нами – ее пересекли… нет, перелетали, не касаясь земли, как в замедленной съемке, эти многотонные создания в белых носочках, на костяных пуантах. Проплыли в воздухе, как по команде повернув к нам головы, затмевая свет, и скрылись.

Тут и стемнело. Возвращаясь, мы заблудились. А потом сидели в какой-то низине, в горящей танцующей тьме – в облаке светляков. А искали кого в том лесу, чем мы бредили, помнишь? Да, Багирой, она там, по слухам, была. Черная кошка в черном лесу. И слоны, и медведи, и соты дикого меда, висящие на верхушках деревьев, как гамаки…