Человек идет в гору

— Кто на заводе про твое знакомство с генералом не знает! — съязвил Быстров, закладывая в изгибочный пресс стрингера для каркаса.

— Дядя Володя, как только стрингера обтянут полотном — покроете их сначала бесцветным, а затем зеленым эмалитом. Вы, вероятно, не сумеете одной рукой? — спросил Николай.

— Я не сумею! Да я левой рукой весь график сделаю!

— Ну, хватил! — засмеялись рабочие.

Утром кабины были готовы. Темнозеленые, остро пахнущие эмалитом, они действительно напоминали бутафорские огурцы. Николай лег на носилки, и рабочие по полозкам вставили их в кабину. Задняя крышка захлопнулась. В кабине стало темно и душно.

— Откройте! — попросил Николай.

— Что так скоро? — полюбопытствовали рабочие, открывая кабину.

— Весело… как в гробу, — вздохнул он и попросил вырезать в кабинах по два окошка и затянуть их слюдой, сделать вентиляцию. Быстров принес ремни для привязывания раненых.

— А то иной в беспамятстве начнет буйствовать и вывалится, как птенец из гнезда.

— Верно, — согласился Николай.

— Ну, поздравляю! — сказал Быстров, крепко пожимая ему руку. — Поздравляю!

— Спасибо. Но, к сожалению, рановато, — ответил Николай. — Сделано только полдела. Кабины надо еще установить на самолет, а он может заупрямиться и не потащить их…

Николай пошел к главному инженеру просить самолет для испытания кабины. Александр Иванович уже все знал.

— Что это вы придумали? Плод, так сказать, возбужденного бомбардировкой ума? Конструирование скоростным методам?

— Я придумал кабины для перевозки раненых и считаю, что на нашей машине это вполне осуществимо, — спокойно ответил Николай. Он слишком устал, чтобы обращать внимание на колкости Солнцева.

— Кабины? На «ПО-2»? Что, по-вашему, самолет — ишак, которого можно увешать корзинами?.

— Увешаем. И будем возить!

— Николай Петрович, если бы это сказал Быстров… (Главный инженер вспомнил вчерашнее заседание парткома.) Но вы! Как вы решились на эту авантюру?

— Я пересчитал коробку крыла с кабинами. Коэффициент запаса прочности…

— Эт-то… — перебил его Солнцев. — Эт-то называется… насилием над аэродинамикой.

Солнцев задыхался. На покрасневшем лице выступил пот. Он нервно провел рукой по гладкой и блестящей, как крыло самолета, лысине.

Николай начинал злиться.

— Мы с вами отличаемся от инженеров буржуазной школы тем, что, кроме науки сопротивления материалов, знаем еще науку сопротивления человеческого духа, идеи. Об этом-то вы и забыли, Александр Иванович.

— Не понимаю, причем тут философия? — пожал плечами Солнцев.

— Притом, что сегодня… — Николай подчеркнул слово «сегодня», — …мы не можем руководствоваться обычными нормами, не имеем права!

Он помолчал и тихо добавил, в упор глядя Солнцеву в глаза:

— Родина в беде. Мы должны мыслить смелее и не бояться риска. — Александр Иванович отвел взгляд.

— А не сорвется в штопор? — как бы невзначай спросил он.

«Боится», — подумал Николай и с обидою в голосе ответил:

— Расчет самолета вам известен.

В кабинет вошел директор, и Николаю показалось, будто сразу стало светлее, солнечней. На чистом открытом лице Мишина сияла добродушная улыбка.

— Я был в парткоме и узнал от Гусева о вашей кабине. Прекрасно, Николай Петрович! Как только закончим испытания, я доложу наркому. — Мишин повернулся к Солнцеву и сказал, понизив голос: — Сегодня же издайте приказание по заводу о проведении испытаний самолета с кабинами Бакшанова. Назначьте комиссию и составьте смету.

Николай в каком-то неожиданном порыве пожал руку директору. Затем, на мгновенье задержавшись, шагнул к Солнцеву. Рука главного инженера была холодной и влажной…

Среди летчиков пополз осторожный слушок: самолет с кабинами Бакшанова имеет тенденцию срыва в плоский штопор.

Люди говорили об этом мало, как бы невзначай, но косились на самолет, нагруженный непосильной ношей.

— Не узнал бы Пал Палыч… заклюет! — с опаской говорили они, дивясь репейной цепкости слуха. Но узнал об этом Бирин очень скоро.

Машину выкатили на зеленую площадку испытательной станции для подготовки моторной группы. Бирин собрал испытателей и стал их знакомить с летными данными нового самолета. Никто не разделял его восторга. Лица у всех были скучные, в глазах угадывалось тайное беспокойство.

— Ведущий летчик еще не назначен. Но думаю, честь эту мне окажут, — закончил Бирин, довольно улыбаясь.

— Невелика честь-то, Пал Палыч! — громко сказал Жуков, обычно говоривший тихо и невнятно.

— Как? — не понимая, вскинул брови Бирин.

— Так! Лбом землю как бы буравить не пришлось. Кукарача эта… из плоского… не выходит.

Бирин рванулся к Жукову, схватил его за плечо.

— Кто тебе сказал?!

— Пусти… чего уцепился?.. Весь завод говорит!

Подошел Бакшанов. Жуков отвернулся.

— Ты слыхал? Кто-то пустил слух…

— Знаю. Сюда выезжает директор с главным инженером.

— А вот и они… легки на помине!..