Человек из Назарета

– Нормально, – ответил палач, не очень бойко говоривший на арамейском. Это был потрепанный жизнью человек, давно переслуживший свой срок службы.

– Если будешь лежать смирно, мы по-быстрому приколотим планку для ног. Другие обычно вертятся и сопротивляются.

Планку прибили в два удара.

– Ну что ж, – сказал палач. – Начнем, пожалуй, с ног.

И посмотрел на Иисуса, словно ждал от того одобрения.

Огромный гвоздь прошил осужденному обе ступни и вошел в планку. Иисус издал крик боли и посмотрел вниз – идет ли кровь.

– Я не хотел кричать, – пробормотал он. – Я собирался…

И потерял сознание, хотя в следующее мгновение уже очнулся.

– Так уж устроен человек, – рассудительно произнес палач. – Все кричат. Если бы все это проделывали со мной, я бы тоже кричал.

Он внимательно посмотрел на уже сделанное и сказал:

– Теперь, если будешь лежать спокойно и не дергать руками, сможем обойтись без веревок. Пара гвоздей – бах-бах – и готово. Много времени не займем, я обещаю.

Два гвоздя пронзили запястья Иисуса, и пальцы его судорожно потянулись к шляпкам гвоздей, словно ища спасения.

– А вот этой деревянной штуковины в паху нет, – сокрушенно проговорил помощник палача. – Не люблю я эти новшества.

– Ну что ж делать! – покачал головой палач. – Провиснет так провиснет. А теперь – самое сложное…

Он подождал, пока помощник прибьет к ножной планке табличку с именем осужденного и описанием его преступления, и сказал:

– Веревки.

Потребовалось десять человек, чтобы вставить нагруженный крест в устроенный в земле паз. Сначала нижнюю часть креста нужно было подтащить к пазу, после чего поставить отвесно – так, что он соскользнул в паз, с глухим стуком ухнул вниз, утвердившись на кирпичном основании, и замер – лишь слегка дрожа на ветру, который вдруг задул с яростной силой. Поднять крест вертикально оказалось сложнее всего. Для этого использовались две веревки, переброшенные через две стороны поперечной балки, и сила десяти солдат. Но как только основание креста вошло в паз, все проблемы были сняты. Крест утвердился в стоячем положении, могучее тело осужденного с нелепой короной из терновника, которую никто не удосужился снять, осело и стало кровоточить.

Палач и его помощник с гордостью посмотрели на результаты своего труда.

– И все-таки лучше было бы, если бы мы делали все по старинке, – проговорил палач. – Не очень хорошо получилось.

Глава 3

Арам умер быстро и, вероятно, от сердечной недостаточности. Иовав же прожил достаточно долго для того, чтобы успеть отказаться от своего желания до конца жизни оставаться зелотом.

Перед смертью Арам обвинил в своей смерти Иисуса.

– Это из-за тебя мы здесь, ублюдок! – прохрипел он. – Царь? Сын Бога? Тогда спаси себя, а заодно и нас.

– Вы спасены, – отозвался Иисус, – хотя и не так, как об этом думает мир.

Иовав же сказал, обращаясь к нему:

– В чем ты ошибался? Что плохого ты сделал или сказал? Ничего. Все, что ты делал или говорил, было добро и истина. Помни обо мне, думай обо мне. Я не такой уж и плохой. Я делал все, чтобы свершилось царство истины и добра. Конечно, по-своему…

– Ты пребудешь со мной! – уверил его Иисус.

Арам издал горлом клокочущий звук, после чего голова его повисла.

– Кончено! – проговорил Иовав. – Он сделал все, что мог.

Смерть Арама не слишком заинтересовала солдат, которые формировали внутренний круг оцепления, непосредственно возле места распятия.

– Один готов, – сказал Кварт.

Солдаты бросали кости – кому достанется хитон Иисуса, который презрительно бросил им офицер, думавший теперь о доброй чаше вина и об отдыхе. Выиграл Кварт. Положив хитон себе на колени, он произнес:

– Когда приеду домой и обзаведусь детьми, скажу им: дети мои, мне досталась эта одежонка, когда я служил императору в Палестине. Она принадлежала царю евреев. Большой был человек. Высоченный.

И они все как один посмотрели в высоту. Иисус, как им показалось, произнес какое-то слово.

– Что-то типа дипса. Дипса, – проговорил Руфо. – Он что, сказал, что хочет пить?

– Дай ему немного вина из той чаши, – сказал Метелл.

– Да там уже почти уксус.

– Он и не заметит. Окуни что-нибудь в чашу и подними на копье.

– Да вон – обмакни край хитона.

– Ну уж нет, – возразил Кварт. – Это вам не просто тряпка. Тут их священники носят. Она хороших денег стоит. Ценная вещь.

– Когда бросали кости, ты жульничал, – сказал Метелл.

Кварт пожал плечами, Руфо вздохнул:

– Выхода нет.

Он взял окровавленный хитон Иисуса, обмакнул его край в вино и, нацепив на кончик копья, поднял к лицу осужденного.

Тот отстранился.

– Больше у нас ничего нет, приятель, – сказал Руфо. – Так что прости.

Иисус вновь заговорил.

– Что он сказал?

– Елли… Какое-то елли. Сперва один язык, потом другой. Почему они не могут говорить, как все нормальные люди – на латыни?

Священники Зера, Хаггай и Хаббакук имели право входа за линию оцепления во время казни, чтобы умирающий еврей смог услышать их молитвы. Они тоже услышали слова Иисуса.