Человек из Преисподней. Крысы Гексагона

– Гидроцефалия, – пожимает плечами Док. – Эта болезнь излечима с очень высокой вероятностью – и особенно если подключиться, пока ребенок еще мал. Оперировал не я, оперировал автоматический медкомплекс Завода – но, как видишь, вполне успешно. Твой сын – нормальный. Обычный человек. Не знаю, стал бы он бойцом ваших спецподразделений или просто армейцем – но толк, определенно, из него вышел бы… – он испытывающе смотрит на Комбрига – и спрашивает: – Ты скажешь ему?

Комбриг долго молчит – и наконец качает головой.

– Нет. Я не смогу. Как я могу сказать, что отдал его Отработке, собственноручно подписал приговор? Да, люди Дома выживают как могут – и лишь это может извинить наше отношение к калекам. Дом – Спарта. И при всей нашей жалости к таким детям мы не можем позволить себе содержать их. Но извинит ли это меня? Не уверен. Я… Я не смогу ему сказать. И мало того… Я уверен, что эта правда отобьет у него желание работать на благо операции. Мы не можем так рисковать.

– Но что-то все равно придется сказать… – негромко говорит Док.

Комбриг кивает.

– Что-то – да. Правду – но не всю. Полуправду. Только то, что он наш, из Восточного Дома.

– И возьми его под крыло.

Комбиг разводит руками.

– Конечно. Конечно, Олег Иваныч. Это даже не вопрос.

Док покашливает, вытаскивает трубочку изо рта – и, перевернув, постукивает ей о ладонь. Стряхивает пепел, поднимается, пихает трубку в карман – и кивает на планшет, который Комбриг держит в руках.

– Тогда на этом предлагаю начать вторую часть операции. Тем более – наш Иван заждался. Да и Василиса тоже. С этого момента события начнут ускоряться – и дай нам бог удержать их под контролем. С богом, Даниил Сергеевич. Работаем.

– Работаем, Олег Иваныч. И… удачи нам всем.

Эпилог

 Человек очнулся разом. Будто вынырнул из черного омута на поверхность. Тяжелые удары стали о бетон еще не замерли вдалеке – а он уже был готов. Они снова упустили его, снова не смогли убить – хотя в этот раз подошли совсем уж близко. Но они уходили – а он был жив.

Он помнил последние часы до каждой секунды. И понимал, что эти воспоминания навсегда останутся с ним. Последние мгновения перед смертью – если повезло и сумел избежать – помнятся особенно четко. А он – сумел. Пуля прошла сквозь тело того, кто стоял впереди, сменила траекторию – и только чиркнула плечо, содрав кожу. Жив. И даже ранением это назовешь с натяжкой. Он был цел – и готов двигаться дальше.

Он знал, что нужно торопиться. Они ушли – но скоро вернутся со следующей порцией. А потом и с третьей, и с четвертой, и с пятой… Материала много, и они не остановятся, пока не заполнят яму до краев. Объект будет зачищен – полностью, под ноль. Весь его прошлый опыт говорил об этом. Масса работы. А работу они всегда выполняли тщательно.

Осторожно, стараясь не шуметь, человек столкнул с себя мертвое тело. Перевалился на бок, влажно хлюпнув натекшей уже лужей – липкой, холодной – приподнялся, выглядывая за край. Лампы светили только по углам зала, их свет едва долетал сюда – и он не мог видеть окружающее в подробностях. Да и не хотел. Это лишь первые. В яму легла только первая партия. Но будет больше. Гораздо больше. Может, даже и все.