Человек из тени

Он держит нож у горла Бонни. Смотрит на Энни, окидывает ее взглядом с ног до головы, раздевает ее глазами. Хочет убедиться, что она его понимает.

— Раздевайся, — говорит он. — Раздевайся, а я посмотрю.

Она колеблется, и он шевелит ножом у горла Бонни.

— Раздевайся.

Энни плачет, но раздевается. Оставляет только лифчик и трусики, последняя попытка сопротивления.

— Все снимай! — рычит он. Дергает ножом.

Энни слушается, продолжая плакать…

Нет, опять не так. Отматываем назад.

Энни слушается и заставляет себя не рыдать. Она старается быть сильной ради дочери. Она снимает лифчик и трусики, не сводя с Бонни глаз. «Смотри на мое лицо, — мысленно приказывает она. — Смотри на мое лицо. Не на это. Не на него».

Теперь он вынимает из принесенной с собой сумки наручники.

— Прикрепи свое запястье наручником к кровати, — распоряжается он. — Побыстрее.

Она делает, как он велит. Когда он слышит щелчок наручников, он лезет в сумку и достает следующие. Эти цепи он надевает на тоненькие ручки и ножки Бонни. Девочка дрожит. Он не обращает внимания на ее рыдание и сует ей в рот кляп. Бонни жалобно смотрит на мать. Этот взгляд умоляет: «Заставь его прекратить!» Энни плачет еще сильнее.

Он по-прежнему очень осторожен. Пока не разрешает себе расслабиться. Подходит к Энни и оставшимся браслетом прикрепляет ее второе запястье к кровати. Затем сковывает лодыжки. Сует в рот кляп.

Ну вот. Теперь можно расслабиться. Его дичь никуда от него не денется. Она не может убежать, значит, не убежит.

«Не убежала», — думаю я.

Теперь он может насладиться моментом.

Он не торопясь подготавливает все в комнате. Передвигает кровать, устанавливает видеокамеру. Есть определенный порядок, которому необходимо следовать, симметрия, которую ни в коем случае нельзя нарушать. Не следует торопиться. Пропустив что-то, можно нарушить красоту всего действия, а действие для него — все. Его воздух и вода.

— Кровать, — говорит Джеймс.

— Ты о чем? — не понимаю я.

Он встает и подходит в спинке кровати. Кровать у Энни королевских размеров. И тяжеленная.

— Как он умудрился ее подвинуть? — Джеймс подходит к изголовью кровати и смотрит на ковер. — Тут остались следы. Он тянул ее. Он за что-то ухватился и тащил ее на себя, пятясь задом. — Джеймс опускается на колени. — Он схватил ее снизу и приподнял. — Джеймс встает, меняет позицию, ложится на живот и заползает под кровать почти до пояса.

Я вижу, как вспыхивает фонарик.

Джеймс выползает из-под кровати и улыбается:

— Там нет следов порошка для снятия отпечатков пальцев.

Мы смотрим друг на друга. Я скрещиваю пальцы. Не сомневаюсь, что Джеймс поступает так же.

Преступник ошибается, полагая, будто в латексных перчатках не оставляет отпечатки пальцев. Эти перчатки настолько плотно облегают руки, что повторяют папиллярные линии. Они, по сути, становятся второй кожей. Для хирурга это хорошо: сохраняется тактильная чувствительность. Для преступника — не очень: если он в таких перчатках коснется какого-нибудь предмета, то не исключено, что на предмете появится след, пригодный для идентификации.

Кровать Энни сделана из дерева. Логично допустить, что убийца отметился. Хотя и работал в перчатках.

Вероятность небольшая. Но все лучше, чем ничего.

— Молодец, — говорю я.

— Спасибо.