Человек, которого я убил

Двери с услужливостью привратника мертвого царства распахиваются передо мной. Прохожу вестибюль – и оказываюсь в коридоре, в том самом, длинном белом коридоре больницы. Запах отчаяния оглушает, ноги подкашиваются, не желают идти туда, куда дойти невозможно… куда я всегда боялся дойти и на полпути поворачивал назад. Теперь повернуть не получится. Во всем виноват тот, кого я встретил сегодня в парке.

Запах отчаяния усиливается. Я дошел. Мама смотрит на меня в упор, но, кажется, не видит. Или не узнает. Или не хочет узнавать. Сажусь рядом с ней на кушетку. Беру ее за руку – и рука не хочет меня узнавать. Какая неудобная, твердая кушетка! Наверное, ее специально сделали такой, чтобы хоть на какое-то время отвлечь от ужасного ожидания, чтобы мама наконец перестала так прямо держать спину и облокотилась на меня.

Хирург с усталым, размытым чужой болью лицом появляется в том конце коридора. Мы поднимаемся, чтобы пойти ему навстречу, но он каким-то дирижерским жестом приказывает нам остаться. Подходит, прячет взгляд и фальшивым голосом, будто говорит неправду, пытается объяснить, как обстоят дела.

– Поздно привезли, слишком поздно. Процесс зашел далеко. Диагноз был поставлен неверно, и теперь… Необходима срочная операция. Мы сделаем все, что сможем, но нужно быть готовыми ко всему.

Неверно поставленный диагноз – вот оно что! Врачебная ошибка. В которой, однако, виноват не только врач, поставивший неверный диагноз, а кто-то еще. Там, за множеством дверей, в конце этого бесконечного коридора, умирает мой отец.

– Не имеет смысла здесь ждать. – Хирург чуть повышает тон: мы со своими скорбными лицами ужасно его раздражаем. – Операция может занять больше пяти часов. Идите домой. Все будет известно утром.

– Да, – соглашается мама, но не трогается с места. – Конечно-конечно, мы все понимаем. Диагноз часто поставить трудно. Никто не виноват.

Она ошибается, бедная моя мама, ох, как же она ошибается! Я снова беру ее за руку, но она руку отдергивает.

– Пойдем. – Я поднимаю ее за плечи – плечи дрожат.

– Итак, до утра, – говорит хирург и уходит по коридору.

– До утра, – механически отвечает мама, – до утра, до утра.

Будет ли утро? Кушетка не отпускает, ужасно неудобная, твердая, сделанная на заказ специально для таких случаев. Мы остаемся. Я знаю, кто виноват. Я знаю, что исправить уже ничего невозможно. Напротив висят часы. Мне кажется, я слышу, как они стучат, мне кажется, я вижу, как передвигаются стрелки. Время идет, приближая нас к страшному утру.

Стрелка передвинулась на час. Я явственно ощущаю присутствие некоего третьего. Он здесь, где-то рядом.

– Мне нужно на минуту уйти, – говорю я маме. Она никак не реагирует, напряженно смотрит на часы, она меня просто не слышит.

Поднимаюсь и иду по коридору. Коридор разветвляется на два рукава. Куда повернуть – направо? налево? Как было тогда? Не помню.

Но вот я опять явственно ощущаю его присутствие. Он у меня за спиной. Резко, чтобы застать врасплох, оборачиваюсь. Никого. Нервы на взводе. Его не было здесь. Мне это только показалось.

Возвращаюсь назад. А ведь именно это он советовал мне сегодня в парке – вернуться назад.

Мама все так же напряженно смотрит на часы. Кажется, она даже не заметила моего отсутствия. Стрелка передвигается еще на час. Ничего не происходит.

Отчаявшаяся тишина. Только часы стучат. Я не могу больше ждать.

Двери в конце коридора распахиваются. Мама вскрикивает и бежит навстречу человеку, закутанному, словно мумия, в белое. Я тоже иду ему навстречу, безнадежно, как на эшафот. Вот сейчас зачитают приговор…

Хирург срывает маску с лица, закуривает прямо в коридоре и вдруг, как-то неестественно громко засмеявшись, поздравляет нас с успешно проведенной операцией. Из операционной выходят еще врачи и медсестры. Все нас поздравляют, будто это мы сегодня совершили великое чудо: спасли жизнь самого близкого человека.

Мой отец выжил. В чем же тогда состояла вина человека, которого я убил? И почему так явственно ощущалось его присутствие здесь этой ночью? Какую роль он сыграл в том, что произошло? За что я его убил? Почему я так боялся дойти до конца этого больничного коридора, когда все кончилось благополучно? Он не оставит меня в покое, пока не вспомню, не восстановлю свою память, давшую сбой в тот момент, когда я спустил курок, словно не ему, а себе в голову выстрелил. Психологическая травма, такое бывает, я когда-то читал… Мне нужно избавиться от этой травмы во что бы то ни стало. Избавиться от травмы и все вспомнить, а не впадать в спячку. Моя жертва все равно не даст мне уснуть.

Я должен найти ответ.

Оставляю маму и счастливую группу в белых халатах радоваться сегодняшнему утру, а сам ухожу все дальше и дальше от них по коридору. Мне нужно найти ответ – во что бы то ни стало, любой ценой. Голос хирурга, этой ночью победившего смерть, настигает меня.

– Теперь вы можете отдохнуть, – размеренно, как гипнотизер, говорит он, – все самое страшное закончилось. Отправляйтесь домой со спокойной совестью.