Читаем Человек, которого нет (СИ) полностью

По дороге, в метро, вспоминал те бетонные стены, возле которых видел себя в коротких картинках, всплывающих время от времени: то ночью в поезде по дороге из Питера, то в двадцатой и двадцать пятой сессии... И бетонный пол, который видел тогда же и еще во сне про Кима. Во всех случаях это помещение сообщается с другим через дверной проем, и второе помещение более светлое.

И вдруг попытался наложить одну картинку на другую и понял, что это одно и то же двойное помещение, и он мог бы начертить его план.

И сжался.


Харонавтика: "И тайная комната"

Сессия N29, 11 ноября 2013


- Та комната, что за проемом, более освещена. Кажется, по стене какие-то провода пропущены. Эта, в которой я, бетонная. В первый раз я видел свои мокрые брюки, во второй раз я понимаю, что там влажный пол, лужи на полу...

Его облили водой?

Лу смотрел туда, на эти комнаты, и ему было очень плохо. Все было пусто и размазано, и было отупение и равнодушие, и здесь, в кабинете у М., ему очень трудно было сохранять внимание, следить за "отверткой", не терять ее. Глаза закрывались, Лу через удерживал их открытыми, не всегда и удавалось. В конце концов он сказал:

- Не знаю, что там. Я не могу туда смотреть и не знаю, что там видеть.

Но там что-то было - в той, второй, более освещенной комнате, в которой была дверь наружу, из этого помещения. Железная дверь, выкрашенная серой краской. Лу не увидел ее. Он про нее знал. Там было что-то, оно было и в прошлый раз, когда он лежал там на полу и стонал. Ему просто было не до того, а шкаф там был... кажется. Шкаф, прозрачный, со стеклянной дверью, стеклянными стенками. Лу не смог его назвать. Очень осторожно, насколько смог приблизиться, описал: "как в кабинете биологии".

(Когда вечером рассказывал об этой сессии партнеру, снова споткнулся на этом месте. Партнер спокойно переспросил: медицинский? Лу судорожно вдохнул, сказал: ага...)

М. это тоже поняла, но не сказала вслух, чтобы не привносить свои смыслы в сессию.

Лу долго не мог признать, что видит его там. Очень подозрительно проверял, не вытащил ли его из какой-нибудь здешней поликлиники или из кино. Но шкаф оставался там, на своем месте, недалеко от двери, ведущей из той второй комнаты. Смотреть на него было тошно, то есть физически тошнило. Когда Лу наконец поверил в его существование и попытался посмотреть без подозрительности, ему тут же захотелось спрятать руки за спину. Было ощущение физического прикосновения, очень неприятного, тупого давления на локтевые сгибы с внутренней стороны. Как будто игла долго остается в вене, ноющее давление, не сильное, но неприятное.

- Мне не интересно про это место, - сказал Лу. - Я хочу в принципе знать, что там у меня было в Школе Америк или в другом месте в зоне канала. Но вот прямо сейчас у меня нет потребности смотреть на эти комнаты. Там все ясно. Меня там мучили и замучили, но ничего не получили от меня. Это была тяжелая работа, моя работа, я с ней справился. Остальное не важно. Я хочу понять происходящее, но мне важно получить информацию. А эти... Я устал проживать заново этот кошмар.

- Это никак не обойти, - сказала М.

- Я знаю. Я понимаю, как и почему. Просто устал. Сколько времени я уже смотрю на эти комнаты? Минут пятнадцать?

- Сорок пять.

- Что?!

- Сорок пять минут интенсивной работы.

- Да. Я точно устал.




Неокончательный диагноз: Зима близко


Он устал.

Перестал радоваться каждой крупице информации, сколько бы боли ее ни сопровождало - такая цена представлялась теперь слишком высокой.

В тридцатой сессии обнаружил, что не зря подумал о пытке электричеством во время второй. Оказалось, что и это ему знакомо, спасибо доблестному военно-морскому флоту. Скорее всего, потом тоже было, конечно. Это и было "что-то очень плохое", что с ним делали, от чего он вжимался в спинку дивана и о чем никогда не хотел говорить.

Уже ничему не удивлялся, всему верил. Складывал деталь к детали, связывал нить с нитью, привычно ежился, привычно рыдал, привычно молотил грушу, привычно выравнивал дыхание, привычно хватался за партнера, если совсем никак не справлялся сам. Отработанно и дисциплинированно делал дело: перерабатывать травматические переживания в опыт.

И жил в это самое время здесь и сейчас, жизнь не откладывал, не отодвигал. Общался с друзьями. Любил и заботился о партнере. Написал и издал книгу. Учился. Работал. Выступал. Снова писал, в основном стихи: на прозу не хватало сил. Однако начал делать наброски для этой книги: перечитывал отчеты и дневниковые записи, делал заметки и планы.

Иногда вспоминал, как в прежние дни, до начала работы с М., то и дело проваливался в ужас: меня нет, я не я - кто я? Радовался: давно такого не было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее