Поднявшись на лифте, сёстры оказались в широком коридоре со стенами, обитыми дорогим красным деревом. Сабрина сразу почувствовала так знакомую ей атмосферу безвкусия, присущую недавно поднявшимся Семьям. Путь им преградили двери. Открыв их, они зашли в широкий зал с широким деревянным столом посередине и витражными потолками. Все сюжеты имели чёткие религиозные мотивы. Сабрина мало знала о Божьем Порядке, но базовые вещи ухватила ещё из детских книжек. Правда, на экзаменах они ей мало помогали. Вот Освободитель борется с неизвестным врагом, вот он заканчивает затянувшуюся войну, а вот человечество приветствует нового мессию. Спаситель снимает шлем, и люди закрывают глаза, не смея выдержать святого лика — так он ярок и чист. Вот ученики Освободителя преподносят людям новые заповеди, главная из которых проста — всегда стремись к совершенству. «Становись лучше». Когда-то эти слова, наверное, имели кроткий, положительный смысл, но со временем приобрели совершенно иное значение. Люди теряли старые технологии, а Эдем всегда готов был делиться своими. Вот церковь пытается объединить погрязшую в распрях паству, что деградировала до животного состояния. Вот первый «одарённый» — человек по имени Адам, которому Эдем сделал механическое тело. После этого правила игры изменились. Каждый захотел стать ближе к совершенству, каждый жаждал получить улучшенную оболочку. Синдикат лихорадочно пытался создать рабочие прототипы аугментаций, но всё оканчивалось крахом — технологии уже не позволяли. И так раз за разом, столетие за столетием. А вот и знаменитый момент Откровения, когда мессия принёс последнюю жертву, став Святым Духом Первого Города — обнажённое тело привязано к столбу, руки воздеты вверх. Лицо спасителя, как всегда, прикрыто светлым пятном. «Какой странный порядок у картин, — подумала Сабрина. — Разве Откровение не должно стоять в самом начале?»
После этого на всех изображениях виднелись распятия. Принцесса знала, что Освободитель держал руки вверху потому, что они были привязаны проводами. Но и явный смысл упустить было невозможно: Освободитель сдавался человечеству, сдавался на растерзание. Если бы на священных картинах виднелось лицо, Сабрина не сомневалась, что увидела бы на нём грусть и смирение.
— Жуть какая, — пробормотала Елизавета. — Будто бы в церкви находимся.
— А это и есть моя часовня.
Сабрина резко развернулась на месте. Обладатель голоса сидел в кресле в углу, закинув ногу за ногу. Принцесса готова была поклясться, что секунду назад там никого не было.
— Вам нравится? — промурлыкал мужчина и поднялся во весь рост, заложив руки за спину. Одет он был в старый зелёный мундир с длинными полами, бежевые галифе и высокие солдатские сапоги. Широкими шагами человек приблизился к сёстрам и протянул руку:
— Директор Зигфрид Торес, к вашим услугам.
— Приятно познакомиться с представителем столь древнего рода, — произнесла Сабрина. Торесы существовали ещё до того, как появился Первый Город. Банкиры и дельцы, они вечно держали половину экономики Синдиката. Король с ними никогда не ладил — обладатели таких ресурсов не сильно-то хотели делиться с узурпатором, но приходилось. Даже после восстания Карциусов отношения стали не сильно лучше. «Интересно, это излишки роскоши убили у директора остатки вкуса или он его никогда и не имел?»
Лучи витражей облили мужчину множеством цветов, но даже в этом калейдоскопе Сабрина прекрасно видела абсолютно белую кожу директора. Пожав руку в кожаной перчатке, она всё же не выдержала:
— Что у вас с лицом?
Принцесса прекрасно понимала бестактность вопроса, но директор в ответ лишь от души рассмеялся.
— Боюсь, несчастный случай. Вторжение на всех повлияло по-своему, да? Вот вы, например, оказались здесь. А я… стал таким.
Мужчина сделал ещё шаг, и Сабрина увидела его в нормальном свете. Кожа Тореса бугрилась уродливыми шрамами и порезами, как у человека, чьё лицо сунули в костёр.
— Стрелки? — спросила принцесса. Директор кивнул. Белый грим, румяна и тени еле скрывали его уродство. Сабрина боялась представить, как Торес выглядит без макияжа. — Они пытали вас?
— Да нет, всего лишь подожгли мой дом, когда я в нём находился, — директора, похоже, ни на секунду не смущали взгляды сестёр. Как заметила принцесса, волосы у Тореса тоже отсутствовали. Белый парик с буклями и нелепый макияж всё больше придавали ему сходства с выхолощенным придворным конца Безмятежного Века. Кисти директор скрывал под кожаными перчатками. «Почему он не сделал пластику? Слишком дорого? Уж для Семьи Торесов точно не в цене вопрос». Сделав элегантный взмах рукой, директор пригласил сестёр присесть. Усадив их на стулья, сам Торес приземлился в кресло возле стола. Погладив его поверхность, он произнёс:
— Вы так и не ответили, как вам моя часовня?
— Пугающе, — сказала Елизавета, потерев носик. — Я бы предпочла здесь всё разукрасить. Что-нибудь светлое и…