Человек, который упал на Землю

Кроме стихов он поглощал немало научной и исторической литературы. Тюремщики Ньютона снабжали его книгами так же щедро, как и джином. Чего бы он ни попросил у человека, который приносил ему еду и прибирал комнату, — тот лишь приподнимал бровь, и не позднее, чем на следующий день, книга была у Ньютона. Как будто их этому специально учили! Однажды Ньютон попросил арабский перевод «Унесённых ветром» — из чистого любопытства — и сотрудник ФБР невозмутимо доставил ему книгу через пять часов. Поскольку Ньютон не знал арабского, да и вообще не очень-то любил романы, он приспособил увесистый том в качестве подпорки для книг.

Ньютону в его положении недоставало лишь возможности выйти на свежий воздух, а ещё порой ему хотелось увидеться с Бетти Джо или Натаном Брайсом, единственными людьми на этой планете, которых он мог бы назвать друзьями. У него было ещё какое-то чувство по отношению к Антее — ведь у него остались там жена и дети, — но он не смог бы его назвать. Он больше не думал о доме так уж часто. Он прижился.

К концу второго месяца тюремщики Ньютона вроде бы закончили с медицинским обследованием, оставив ему несколько неприятных воспоминаний и периодические слабые боли в спине. Их допросы стали к этому времени докучливо повторяющимися — видимо, у них иссякла фантазия. Однако никто из них так и не задал самого очевидного вопроса: не прилетел ли он с другой планеты? Ньютон был уверен, что они подозревают его именно в этом, но они никогда не спрашивали прямо. Боялись ли они, что их осмеют, или это было частью тщательно разработанной психологической техники? Временами он почти решался рассказать им всю правду, которой они бы всё равно не поверили. А можно было заявить, что он с Венеры или Марса, и настаивать на этом, пока они не убедятся, что у него не все дома. Вот только вряд ли они так глупы.

Но в один прекрасный день они вдруг сменили тактику. Это оказалось большой неожиданностью и, в конечном счёте, большим облегчением.

Допрос начался как обычно; его вёл некто мистер Боуэн, который с самого начала допрашивал Ньютона по меньшей мере раз в неделю. Хотя ни один из допрашивающих не называл Ньютону свою должность, Боуэн всегда производил на него впечатление более важной особы, чем все остальные. Его секретарь казался чуть более расторопным, одежда — чуть дороже, круги под глазами — чуть темнее. Он вполне мог оказаться заместителем министра или кем-то столь же значимым в ЦРУ. И ума ему явно было не занимать.

Войдя, Боуэн сердечно поприветствовал Ньютона, сел в кресло и закурил сигарету. Ньютон не любил запаха сигаретного дыма, но он уже давно перестал протестовать, тем более что в комнате работал кондиционер. Секретарь уселся за рабочий стол Ньютона. К счастью, он не курил. Ньютон довольно приветливо поздоровался, хотя с дивана подниматься не стал. Всё это была лишь ничего не значащая игра в кошки-мышки, но он не желал играть в игры.

Боуэн, как обычно, без промедления перешёл к сути:

— Я должен признать, мистер Ньютон, — сказал он, — что вы для нас всё такая же загадка, как и раньше. Мы до сих пор не знаем, кто вы и откуда прибыли.

Ньютон посмотрел на него в упор.

— Я — Томас Джером Ньютон из Айдл Крика, штат Кентукки. Я физически неполноценен. В окружном суде округа Бассет хранится запись о моём рождении — вы её видели. Я родился там в 1918-ом году.

— Получается, вам сейчас семьдесят лет… Вы выглядите на сорок.

Ньютон пожал плечами.

— Говорю же, я — урод. Мутант. Возможно, новый биологический вид. Не думаю, что это незаконно.

Всё это было сказано уже не в первый раз, но ему не трудно было повторить.

— Нет, в этом нет ничего незаконного. Но мы думаем, что ваша запись о рождении — подделка. А это как раз незаконно.

— Вы можете это доказать?

— Похоже, что нет. Что бы вы ни делали, вы делаете это хорошо, мистер Ньютон. Если вы смогли создать плёнку «Краски мира», то уж подделать эту запись не составило бы вам большого труда. Конечно, запись 1918-го года не так-то легко проверить. Никого уже не осталось в живых и всё такое. Но вот ведь странно: мы не можем найти никого, кто знал бы вас ребёнком. И ещё более странно: мы не можем найти никого, кто знал бы вас дольше пяти лет. — Боуэн потушил окурок и с отсутствующим видом почесал ухо. — Не расскажете ещё разок, как так вышло, мистер Ньютон?

Ньютон задался праздным вопросом: посещают ли следователи специальные курсы, где их учат таким приёмам, как почёсывание уха, или они их подхватывают из кинофильмов?

Он ответил так, как отвечал уже раньше:

— Из-за моего уродства, мистер Боуэн. Моя мать почти никому меня не показывала. Вы наверняка уже подметили, что я не из тех, кого пугает лишение свободы. В то время было не трудно держать ребёнка взаперти. Особенно в той части Кентукки.

— И вы никогда не ходили в школу?

— Никогда.

— Однако, вы один из самых образованных людей, которых я когда-либо встречал, — возразил Боуэн и тут же, прежде чем Ньютон успел ответить, добавил: — Да-да, я знаю, ваш мозг тоже подвергся мутации. — Боуэн подавил зевок. Казалось, ему это всё смертельно наскучило.

— Так и есть.