Человек на все рынки: из Лас-Вегаса на Уолл-стрит. Как я обыграл дилера и рынок

Я начал эту работу в весеннем семестре 1959 года. В течение года после защиты диссертации в июне 1958-го я преподавал в УКЛА. Так получилось потому, что я защитил диссертацию раньше, чем мы с моим научным руководителем Ангусом Тейлором могли ожидать. В результате я не искал преподавательской работы, считая, что она понадобится мне еще через год. Профессор Тейлор временно устроил меня в УКЛА, а затем помог в поиске работы на следующий год. Из полученных предложений меня больше всего привлекали должность преподавателя математики в Массачусетском институте технологий (МИТ), учрежденная в память Кларенса Мура, и работа в корпорации General Electric (GE) в городе Скенектади, Нью-Йорк. В GE я должен был, используя свое физическое образование, рассчитывать параметры орбит для космических проектов. Казалось, что эта работа может довольно долго оставаться интересной, но я не думал, что она даст мне достаточно свободы в научной деятельности, чтобы заниматься тем, что меня интересует. Рассчитывая найти такую свободу в качестве университетского преподавателя, я выбрал для первого этапа МИТ.

Мы переехали в МИТ в июне 1959 года. Для переезда я купил за 800 долларов на полицейском аукционе черный седан «понтиак» и поехал на нем через всю страну со взятым напрокат двухколесным грузовым прицепом. Он был набит нашими пожитками. Наш первый ребенок должен был родиться через два месяца, поэтому Вивиан осталась с родителями в Лос-Анджелесе, а я отправился в Кембридж, Массачусетс, готовить нашу квартиру и заниматься математическими исследованиями, на которые был выделен кратковременный грант. Поскольку по условиям этого гранта я должен был работать в МИТ до середины августа, а роды ожидались всего на несколько дней позже, я очень беспокоился, что могу не успеть вернуться. Этим летом мы с Вивиан созванивались почти каждый день. К счастью, результаты всех ее медицинских осмотров были превосходными.

Двум японским математикам, которые находились в УКЛА в командировке, нужно было попасть в Нью-Йорк. Я был рад взять их с собой при условии, что часть пути они будут вести машину. Однако где-то посреди штата Огайо, на пустынном шоссе, я был резко пробужден от глубокого сна около часа утра визгом тормозов и резкими рывками машины. Мы остановились всего в нескольких сантиметрах от большой бело-коричневой коровы, переходившей дорогу неспешным зигзагом. Поскольку тормоза были только на автомобиле, а тяжело груженный прицеп увеличивал нашу массу вдвое, в два раза увеличился и наш тормозной путь. Перед отъездом я тщательно объяснил все это своим спутникам, но, по-видимому, без особого успеха. Остаток пути я сам вел машину, преодолевая усталость.

Когда я добрался до Кембриджа, мне было о чем подумать. Я никогда до этого не был в районе Бостона и никого там не знал. Постоянные сотрудники и преподаватели института по большей части разъехались на лето, но факультет снял для нас прекрасное жилище – первый этаж величественного трехэтажного частного дома в Кембридже. Поскольку заранее я его не видел, я был приятно поражен размерами жилья и любезностью квартирной хозяйки, вдовы-ирландки, которая жила там с двумя младшими из своих пяти сыновей.

Днем я занимался математическими исследованиями по своей работе, но после ужина проходил по почти безлюдным зданиям института в вычислительный зал. Каждую ночь с восьми часов и почти до рассвета я работал там на калькуляторах фирмы Monroe. Это были шумные электромеханические устройства размером приблизительно с большую пишущую машинку. Они умели складывать, вычитать, умножать и делить – приблизительно так же, как самые дешевые из современных карманных цифровых калькуляторов. Кондиционера там не было, и я работал голым по пояс; мои пальцы летали над щелкающей клавиатурой, и влажная ночь летнего Кембриджа оглашалась жужжанием и ворчанием калькулятора.