Человек с пятью 'не', или Исповедь простодушного

Хорошая память - это, пожалуй, единственное, что роднило меня с Виктором, с его положительными качествами. Он тоже запоминал все быстро. Так, чтобы скорее приблизиться к карьере ученого, он брал в городской библиотеке научные книги и запоминал оттуда серьезные слова. Этими словами он нередко объяснялся в домашнем быту, что облегчало его жизнь и радовало родителей.

Например, когда мать говорила нам: "Ребята, наколите-ка дровец!", Виктор отвечал так: "Полигамный антропоморфизм и эпидемический геоцентризм на уровне сегодняшнего дня порождают во мне термодинамический демонизм и электростатический дуализм, что создает невозможность колки дров".

Отец и мать горделиво переглядывались, радуясь научной подкованности Виктора, и посылали колоть дрова одного меня. Я же хозяйственные работы выполнял старательно, чтобы хоть чем-нибудь искупить свои пять "не".

А между тем печальная весть о том, что я человек с пятью "не", давно распространилась по Рожденьевску-Прощалинску: несмотря на все свои достоинства, Виктор не умел держать язык за зубами. Соседи поглядывали на меня с сожалением, а в школе некоторые ребята прямо-таки задразнивали меня этими пятью "не", и иногда я был вынужден вступать в драку. Девчонки тоже вели себя ехидно и подстраивали мне всякие каверзы. Так, например, соседка по парте Тося однажды позвала меня на первое свидание в городской сад под четвертую липу справа от входа. Но когда я пришел в точно назначенное время, Тоси на месте не оказалось. Зато прятавшийся на дереве ее младший брат, с которым у нее была договоренность, облил мне сверху голову смесью разведенного клея и чернил, использовав для этого резиновую медицинскую клизму. Когда же я схватился за голову, из-за беседки выбежали чуть ли не все мальчишки и девчонки нашего класса и коллективно смеялись надо мной.

Дома мне тоже было иногда несладко, в особенности в те дни, когда я проявлял недоверие к рассказам отца. Но дома, как говорится, и стены помогают. У меня же были в полном смысле слова помогающие стены.

Дело в том, что обоев в те годы в продаже не имелось, и, когда старые, дореволюционные обои у нас совсем выгорели и пообшарпались, отец достал где-то много рулонов реклам, оставшихся от царского режима. Ими мы и оклеили комнаты. На нашу с Виктором комнату ушло немало таких неразрезанных рулонов, на каждом из которых было по шестнадцать рекламных объявлений, и на каждом таком объявлении была изображена очень красивая девушка с нежной улыбкой, обращенной к зрителям, то есть, значит, и ко мне лично. Одной рукой красавица поправляла распущенные по плечам белокурые волосы, а в другой руке держала флакон. Под картинкой было напечатано крупными золотыми буквами: ЛЮБИ - МЕНЯ!

Ниже мелким шрифтом шел рекламный текст:

Всем одеколонам дамы и девушки

предпочитают одеколон "Люби - меня!".

Нежный и стойкий аромат, напоминающий запах

цветущего луга, изящная упаковка, недорогая цена

делают наш одеколон незаменимым.

Требуйте ВЕЗДЕ только одеколон "Люби - меня!"

фирмы поставщика Двора Е.И.В. "Бланшар и С-вья".

На текст я особого внимания не обращал, но часто любовался этой девушкой, и на сердце у меня становилось легче и веселей. Она глядела на меня со всех четырех стен комнаты. Каждый ее портрет был размером с те объявления, которые нынче расклеивают в трамваях, и я подсчитал, что всего в комнате имелось 848 ее изображений. Глядя на "Люби - меня!", я размышлял, есть ли в жизни такие красавицы, и если есть, то за кого они выходят замуж. За такую я бы с радостью бросился в огонь или в воду - по ее личному выбору.

3. ДАЛЬНЕЙШИЕ СОБЫТИЯ

В те годы в школах было девять классов. Виктор окончил восемь, а девятого решил не кончать, чтобы скорее погрузиться в науку. Родители целиком одобрили эту мысль и снарядили его в Ленинград, снабдив одеждой и отдав ему все наличные деньги. Вскоре от Виктора пришло письмо. Оно было такой формы и содержания:

ЗАЯВА

Гражданину Петру Прохоровичу

Гражданке Марии Владимировне.

Настоящим заявляю и удостоверяю свое почтение почтенным родителям и имею намерение сообщить, что благополучно намерен поступить старшим лаборантом-энергетиком в Научный Институт Физиологии и Филологии, где намерен круто продвигаться по научной лестнице и где с моим участием будет крупно протекать и провертываться научная работа.

Во второй части своей заявы хочу заявить, что гибридизация и синхронизация в условиях урбанизации и полимеризации требуют аморализации и мелиорации, в связи с чем прошу срочно откликнуться переводом в 50 (пятьдесят) рублей на 86 почт. отд. до востреб.

Ваш талантливый сын - Виктор.

Родители мои с трудом достали требующуюся сумму и послали Виктору. В целом же письмо их обрадовало. Мать охотно читала его соседям, и те хвалили моего брата за ученость, а на меня поглядывали с укором и сожалением.

Вскоре пришла еще одна "заява", а потом еще и еще. С деньгами дома стало совсем плохо. Чтобы избавиться от меня как от лишнего едока, а также чтобы хоть немного пополнить семейную кассу, родители нашли мне временную работу.