Человек с рублём

Без бизнесменов экономике не подняться, только предприниматель является спасителем державы. Тот самый предприниматель, который вынужден идти на явное нарушение устаревших, но действующих законов, сознательно, в интересах своих, а значит и страны, становясь уголовным преступником. Активизации предпринимательства, выправлению экономики это, согласитесь, не способствует. Перед началом любого большого дела лично мы не можем избавиться от мерзопакостного ощущения, что вот-вот откроется дверь, и мы услышим: «Бизнесмен? Пожалуйте в кутузку!» И от скамьи подсудимых нас не убережет самый опытный адвокат: и обвинитель, и судьи будут действовать в соответствии с нормами Закона. Повышению КПД это, разумеется, не способствует. Даже такой далекий от наших проблем критик и публицист Наталья Ильина подметила: «То, что эффективно в экономике, – незаконно, а то, что законно, – неэффективно». (Ильина Н. Власть тьмы. М., 1991, с. 46).

МЫ НЕ РОБКОГО ДЕСЯТКА

День 5 декабря 1991 года (ирония судьбы: ровно 55 лет назад в этот день 1936 года появился новый красный день календаря, была принята самая лицемерная из конституций – сталинская, конституция так называемого победившего социализма, возведшая в ранг закона охоту на частную инициативу и предпринимательство, вбившая последний гвоздь в гроб с нэпом) можно смело назвать хотя бы полуисторическим. В этот день российский парламент дал возможность бизнесменам любого масштаба начать отсчет спокойных ночей, не бояться, что вот-вот придут представители закона и на законном основании препроводят в тюрьму, конфисковав все нажитое, благодаря работе в предприятии или учреждении, официально зарегистрированном, существующем легально, в соответствии с российскими же законами. Наконец-то ликвидирована двусмысленность, инициативу и предприимчивость сковывавшая: кому приятно обогащаться с официального благословления власти и ждать, а не придут ли за тобой? Право на репрессивные меры давала статья Уголовного кодекса, предусматривавшая изоляцию от общества и грабеж до последней нитки (извините, конфискацию) за частнопредпринимательскую деятельность. Чем больше заработано, тем большее наказание определяла эта едва ли не самая вредоносная статья УК, приведшая страну к жизни за гранью бедности.

Мы оба не робкого десятка, черных дней пережили немало, в МЕНАТЕПе работали на износ, фактически без отпусков и выходных, но даже спать ложились с ежом под рубахой, никогда не оставляла мысль – могут и прийти. Не посмотрят на то, что мы оба советники Председателя Совета Министров России, что каждый шаг МЕНАТЕПа обговаривается с лучшими юристами страны, что мы зверски требовательны к бухгалтерии, чтоб она, не приведи Господь, не проморгала хоть копейку, утаенную от обложения налогом, что мы пополнили державный бюджет налогами на несколько сот миллионов рублей. И все-таки, пока существовала эта клятая статья УК, мы не избавились от червя сомнения: нас могли арестовать на самом законном основании.

ЖДАЛИ КОМАНДЫ «БРАТЬ!»

Связи позволяли – мы узнали, что досье на нас обоих ведется, папка разбухает, ждали команды «Брать!» Памятна была и история с Соколовым, бывшим директором знаменитого Елисеевского магазина (надеемся, читатель не подумает, что мы ставим себя с ним на одну доску). Нам было известно, что его много месяцев пасли – от момента обнаружения преступной деятельности до ареста. Столь затянувшаяся «пастьба», как простодушно объяснил нам опер с Петровки-38, объяснялась двумя причинами:

– С нас требовали показателей, крупных дел. Ну, взяли бы мы его с мелочевкой, подумаешь, взятка в одну-две тысячи рублей, даже рапортовать стыдно, малька защучили. Вот мы его – под колпак – дали упаковаться как следует, он рубли и считать перестал, валютой увлекся. Пока до акулы не дорос, мы его и не трогали: чем больше конфиската, тем больше нам славы, показатели сразу в гору.

– А не могли вас хотя бы покритиковать за то, что вы проморгали, не пресекли преступление в зародыше?

– Так ведь слава шла не нам одним. Муха, помните, весь день просидела на спине у лошади, потом всю жизнь хвасталась: «И мы пахали». Желающих сказать «И мы пахали» всегда в избытке, каждый рапортовал по инстанциям, так что с этой стороны был полный ажур.

– А вторая причина?

– Ну, она от самых высоких верхов шла. Соколов пешкой был, от него ниточки да-а-а-алеко протянулись. Кому-то, – опер поднял палец, – очень Соколов как жулик пригодился: кого-то спихнуть, кому-то расчистить дорогу, у него же такие верха столовались – жуть! Мы уже все его связи определили, все тайники знали, боялись: как бы с такими капиталами, куда не уплыл, а нам, – палец опять взметнулся к небу, – одно твердят: «Рано». – Пулькой поспешили убрать, слишком много знал, мог и расколоться.