Человек с железным оленем

Встреча Травина с врачом в Мурманске

Паспорт-регистратор

Через два дня после выезда из Москвы показался Псков

Петропавловск-Камчатский сегодня и в 1927 г.

Остров Алаид

Приготовьтесь к встрече с Тремя братьями

Корабль пошел едва-едва. Порыв ветра на какой-то миг разорвал массу тумана, и в солнечном закате еще раз показалась бело-розовая вершина острова-горы.

Стоявший рядом с Глебом сухощавый брюнет в очках-пенсне заметил:

— Алаид прощается с солнцем.

— Какой-то одинокий, — сказал Глеб, любуясь островом.

— Именно, — подтвердил человек в пенсне. — О нем много легенд. И любопытно, одни народности рассказывают об Алаиде как о добром богатыре, потерявшем любимую девушку, другие — как о злом гордеце или гордячке, которые ушли от людей в море. Легенды едины лишь в одном: Алаид перед уходом вырвал из своей груди сердце и оставил его на Камчатке.

— Почему же по-разному думают? — заинтересовался Глеб.

— Потому что камчатским ительменам вулкан приносил бедствия, а для курильских айнов, которые видели его лишь издалека, он выглядел, как и для нас с вами, — красивым и очень одиноким.

«Рассказывают, будто гора стояла прежде сего посреди озера, — продекламировал незнакомец, — и понеже она вышиною своею у всех прочих гор свет отнимала, то оные непрестанно на Алаид негодовали и с ней ссорились, так что Алаид принуждена была от неспокойствия удалиться и стать в уединение на море; однако в память своего пребывания оставила она свое Сердце-Камень, который стоит посреди озера».

— Как это вы помните? — изумился Глеб.

— Профессионально, — ответил рассказчик. — Я учитель. Кроме того, мой прапрадед, ссыльный из Иркутска, хорошо знал автора описания — студента Крашенинникова Степана Петровича. Они познакомились в камчатском селе Болыперецке. Прапрадед в знак дружбы подарил исследователю даже японскую книжку, чуть ли тогда не единственную в России.

— Крашенинников, студент? — спросил Глеб.

— Да. Его привез на Камчатку Беринг. Но, вернувшись в Петербург, Степан Петрович написал столь энциклопедичную работу о полуострове, что из студентов махнул в академики. Правда, с помощью Ломоносова.

— Давайте познакомимся. Травин, — представился Глеб.

— А я Новограбленов Прокопий Трифонович. Учитель географии в высшем начальном училище. Понимаете, начальное, но высшее.

Оба засмеялись.

— Кстати, что это за песня о каких-то восковцах?

— Я и мои товарищи служили в полку имени Воскова в Ленинграде, — пояснил Глеб. — Вот демобилизовались, едем на Камчатку. Как считаете, дело найдется?

— Разумеется, — подтвердил учитель.

На следующий день утром раздалось с вахтенного мостика:

— Приготовьтесь к встрече с Тремя братьями!

«Удивительно гостеприимный город, — улыбнулся Глеб. — Где еще встречают сразу три брата?»

Пароход приближался к берегу очень медленно. Вход в бухту, название которой уже все знали — Авачинская, был затянут туманом. От невидимых береговых скал отлетало эхо гудков…

Из клубящейся пелены выступили три утеса. Они словно повисли в воздухе. Разного роста, разные в плечах, но братья: из одного материала — гранита.

За «воротами» разъяснилось. Бухта окружена заснеженными сопками. В глубине ее на крутом берегу чернела россыпь домиков. Их не больше, чем в среднем селе, — несколько сотен.

Деревянная пристань, устроенная во внутреннем заливчике — ковше, густо усыпана народом. Сбежался, наверное, весь Петропавловск. Слышались приветственные выкрики, переливы гармошки, смех, гомон.

Одни от избытка чувств махали платками, другие сосредоточенно пробирались поближе, к краю пристани. Пароход — это событие: письма, товары, газеты. И новые люди, те, что стоят сейчас на палубе возле борта и жадно рассматривают незнакомый берег и шумную, пеструю толпу.

Еще десяток минут — и загремел якорь, заскрипел трап, и два потока смешались. Сошли вниз и восковцы. И сразу попали в тугие объятия, пахнущие рыбой, потом, смолой…

Стоял сплошной многоязыкий крик. Кажется, смешались и нации, и времена: широченные шаровары волжского грузчика и синяя даба японских сезонников, царских канцелярий вицмундир с манишкой, американская кожаная куртка и китайская рубаха-распашонка, фетровая шляпа и фуражка с казачьим околышком. И только в стороне небольшая группа одетых в строгие военные костюмы. Это пограничники.

Всем чего-то надо от последнего в сезоне парохода. На лицах праздник.

Глеб и его друзья, работая плечами, двинулись через толпу.

Город в три улицы. Гуще строения в долинке, зажатой двумя заросшими березняком сопками. Тут же и ряды складов с цинковыми волнистыми крышами. Позади поблескивало большое озеро, отделенное от моря узкой намывной косой, а еще дальше высилась остроконечная вершина вулкана.

Вместе с восковцами шел и пароходный знакомый Новограбленов. Глеб заметил, что с ним без конца здоровались. Некоторые даже снимали шапки.

Новограбленов отвечал одинаково приветливо — легким поклоном.