Комната была странно освещена снизу: горела напольная лампа, которую, видимо, недавно разбили. Куски битого стекла усеяли пол. Пат держал Китти за одну руку и срывал с нее синий халат, который она старалась удержать вокруг шеи. Одна ее грудь вырвалась наружу и смотрела, как подглядывающий глаз. Большие красные полосы горели на щеке: вероятно, Пат ударил ее по лицу. Темно-красный ручеек крови бежал из уголка рта, капли с подбородка падали на светло-розовую грудь. Нижняя губа распухла и треснула.
Между обоими сражающимися фигурами совершенно нелепо иногда мелькал огромный, раздувшийся член Пата. Все они стояли в оцепенении, как в живой картине, пока весь страшный смысл произошедшего не дошел в полной мере до Дойла. Тогда, дрожа от нестерпимой ярости, он прыгнул на Пата Конте и ухватил его одной рукой за ткань спортивной полосатой рубашки.
Размахнувшись, Дойл нанес Пату удар по скуле, и тот, перекатившись через софу, упал на восточный ковер. Пат оказался настолько ошеломленным и, возможно, столь пьяным, что даже не смог собраться с силами и защититься. Кроме того, он был на три дюйма ниже и на двадцать пять фунтов легче Дойла, еще недавно изучавшего приемы рукопашной борьбы.
Пат начал, спотыкаясь, подниматься на ноги, но Реган жестоко ударил его ногой по ребрам, отчего у того занялось дыхание. Пат опять свалился на пол, зарывшись лицом в ковер; его вырвало. Китти схватила Дойла за руку.
– Пожалуйста, Реган, не надо больше. Ты убьешь его. Это все не так, как ты думаешь.
– Этот сукин сын пытался изнасиловать тебя! – вскричал Реган. – Я убью его! Клянусь!
Пат встал на колени, ленточка зеленоватой жидкости бежала у него изо рта и падала на ковер. Грудь его тяжело поднималась в отчаянных усилиях обрести нормальное дыхание. Внезапно он увидел возле руки рядом с джинсами тускло поблескивающий личный "смит-и-вессон", мирно лежащий, как спящее животное. Пока Дойл и Китти спорили, Пат судорожным движением схватил пистолет и мгновенно вынул его из кобуры. Затем, перекатившись на спину, быстро нажал на спусковой крючок. Два выстрела оглушительно прозвучали в маленькой комнате, за ними последовал звон стекла. Больше Пат ничего не успел сделать, так как Реган ногой выбил из его руки дымящийся пистолет и забросил оружие за кресло, в угол комнаты. Дойл в беспощадной ярости обернулся к Китти:
– Что с ним такое? Сошел с ума?
Затем, не дожидаясь ответа, Дойл нацелился с силой ударить Пата ногой в пах, в сексуальную дубинку, которой тот совсем недавно так лихо размахивал. Теперь это оружие превратилось в обвисший, втянувшийся внутрь кусок мяса. Дойл промахнулся всего на пару дюймов, и удар пришелся на низ живота. Пат согнулся вдвое, агонизируя от страшной боли. Затем молниеносным ударом Дойл схватил согнутое, полуголое тело избитого противника и за плечи протащил его по полу через всю комнату, открыл обитую деревом дверь квартиры, доволок его до начала лестницы и столкнул вниз.
На лбу Дойла дико пульсировала вена, глаза покраснели от ярости. Единственный раз в жизни он до такой степени потерял контроль над собой. Он снова вошел в пустую комнату, поднял валявшиеся на полу джинсы и кобуру и бросил на лестницу, вслед за Конте, даже не взглянув, что с ним случилось после падения. Окрашенная в красный цвет дверь в холле напротив открылась, и из нее осторожно выглянул седоволосый мужчина в атласном купальном халате.
– Здесь все в порядке? Мне показалось, что я слышал выстрелы.
– Все в порядке, – спокойно сказал Реган.
Он быстро взмахнул значком перед лицом соседа, чтобы тот не заметил, что это значок служащего ФБР.
– Я из полиции. Мы только что поймали бродягу в квартире мисс Китти Муллали. Правда, мисс Муллали?
Китти молча кивнула, и Дойл закрыл дверь. До них доносились стоны Пата, лежавшего в агонии на нижней площадке лестницы.
– Реган, – сказала Китти, – может быть, он серьезно расшибся. Может, сломал какие-то кости.
– Надеюсь, что этот сукин сын подыхает, – ответил Дойл.
– Да, но...
Затем они услышали скрип открывающейся входной наружной двери дома, после чего она с грохотом захлопнулась. Реган выглянул на лестницу и убедился в том, что Пат ушел. Он закрыл дверь на задвижку и повернулся к Китти, которая, прижавшись к нему, шептала: "Ох, Реган, Реган". Ему показалось, что он слышит в ее голосе жалость и какую-то вину.
– Реган, что я могу тебе сказать?
Он плотно прижал ее к себе, ощущая ее дыхание сквозь свою рубашку. Халат частично распахнулся, и он чувствовал, как ее теплая грудь прижималась к его ребрам.
– Бедняжка ты моя, – произнес он.
Они сидели на постели и целовались.
Китти вздрогнула:
– Ох, моя губа.
– Извини, дорогая, – сказал Дойл и стал целовать ее в шею, в уши, груди и соски.