Человек тайцзи. Чжан Шаньмин: путь мастера

– Вот видите, вы Шаньмина про мужскую и женскую энергию спрашиваете, а он вам про тепло и холод рассказывает, – улыбается доктор Брукер. Он наконец дождался паузы и возвращается к оставшемуся без ответа вопросу Наташи. – Приход или уход ци – это движение жизненной энергии в организме, а понятия инь и ян – это не абстрактные категории, воплощение мужского и женского начал, а просто инструмент управления ци. Теперь, когда вы понимаете, что в физическом мире ее нет, вам придется признать, что на физическом плане ци проявляет себя только через ощущения: янское тепло – иньский холод, янский верх – иньский низ или ощущения подъема – опускания, легкий – тяжелый, напряженный – расслабленный, быстрый – медленный, сжатие – расширение. В каждый момент времени мы воспринимаем мир в этих ощущениях, а во время тренировок учимся ими управлять. Наша жизненная сила, ци, постоянно пытается выровнять, сбалансировать эти ощущения, а мы с помощью упражнений помогаем ей в этом. Великим пределом или тайцзи китайцы называют ощущение, когда инь и ян совмещены, это та легкость, которую дарит сбалансированный организм, находящийся в равновесии. Да, можете называть это благодатью, а можете – правильным серединным существованием.

– Да, правильно, хорошо говорить, чтобы было понятно, – подает голос Шаньмин, мы оглядываемся и видим, что он, оказывается, делает какое-то новое упражнение: он словно перемешивает что-то в невидимом тазу, кисти его рук описывают круги на уровне живота. – Хватит говорить, надо делать движения, много движения, чтобы не было ци стоп.

Сколько мастеров – столько форм

Глава четвертая,

в которой мы отправляемся в пекинский парк, чтобы познакомиться с действующим ветераном тайцзи-цюаня

Дедушка просит толкнуть его в грудь. По-русски он совсем не говорит, по-английски тоже. В его арсенале только китайский, которым, в свою очередь, не владею я. Языковой барьер, однако, ничуть не мешает мне понять этого дедушку. Да, он хочет, чтобы я толкнул его в грудь, уперся ладонью в эту поношенную коричневую жилетку, надетую поверх темной рубашки, и толкнул. Мне неудобно, с одной стороны, отказываться, а с другой, – толкать. Все-таки весьма и весьма пожилой человек – 88 лет, 1925 года рождения, сам видел его паспорт. У Вана высокий лоб, волосы еще совсем не седые, а, скорее, сероватые и очень густые брови, которых седина коснулась лишь чуть-чуть.

Хорошо. Раз мастер просит, сделаю это. Кладу руку ему на грудь и надавливаю всем корпусом. Дедушка чуть-чуть поворачивается, и моя рука проскальзывает к его плечу, словно я пытаюсь упереться палкой во вращающуюся карусель. Разумеется, я ожидал от него чего-то подобного и, толкая, постарался не потерять равновесия. Ну, может, только на мгновение вложился в толчок. Однако этого оказалось вполне достаточно.

Пропуская мою руку мимо себя, дедушка делает быстрое движение и своей рукой захватывает ее за запястье, а другой в этот момент легко, но ощутимо шлепает меня в плечо с внешней стороны. Равновесие потеряно, и, чтобы не упасть, мне приходится сделать шаг в сторону. Дедушка же остается стоять на своем месте, слегка улыбаясь.

Это его любимая игра. Она же – упражнение, которое по-китайски называется туйшоу[9] и которое на русский все переводят по-разному – кто «толкающие руки», а кто – «липкие руки». Стоящие рядом члены нашей группы понимающе улыбаются: столкнуть учителя Вана пока не удалось ни одному из них, держит равновесие он мастерски. Любимых способов выведения партнера из равновесия у Вана несколько. Чаще всего он пропускает направленное на него усилие, как в моем случае, по касательной, но может и податься назад, вобрав грудную клетку, а потом распрямиться и вернуть противнику его же толчок. В результате тот, кто стоит с ним в паре, оказывается в захвате, либо вынужден сделать шаг в сторону, чтобы удержаться на ногах.