Человек-тело

…Полностью оставаясь в традиции предыдущих ораторов. Пусть будет заглавие, нумерация: это трогательно, даже драматично, а главное — стильно. Даже эти сраные ромбики, которые провоцируют меня подозревать, что все это сочинил один человек…

Эта тетрадь досталась мне по наследству и т. д. В этой толстой амбарной тетради осталось до черта чистых страниц и т. п. Поскольку, по понятной причине, делать мне совершенно нечего, я решил их заполнить, довести до конца. В самом деле: если уже двое приложили лапы к этой тетради, почему бы здесь не похозяйничать третьему? А само заглавие придумаю как-нибудь потом. Впрочем, уже придумал и написал выше. Третья часть жизни. Недурственно… Имеется в виду не какая-то там чья-то жизнь, а всего-навсего жизнь самой этой синей тетради, копилки аргументов и фактов для юного мстителя средних лет.

В этой истории была одна случайность, но настолько странная, невъебенная, что и случайностью-то не кажется. Почему те трое клиентов, с которыми я ненароком познакомился в баре, эти провинциальные бизнесмены-гастробайтеры[26] остановились именно на улице Милашенкова, а не на какой-либо другой из более чем четырех тысяч улиц Москвы? Почему моя девочка, обслужив их, полуголой от них сбежав, забрела именно в этот дом? Почему он вышел на балкон именно в тот момент и обнаружил ее?

Случайность, которая выстроила длинную, крепкую цепочку событий, звенящую на ветру времени, случайность, которая фатальна, в смысле моей и его судьбы, — уже не есть случайность. Здесь-то и пахнет мистикой.

Вика вернулась ко мне все еще шаткая. Полбутылки хорошего виски. Денег — четыреста долларов с клиентов и полторы тысячи его. Ноутбук. Какой-то педерастический свитер: тупо рассматривая свои запястья, я думал, что да, похожий, очень похожий на тот…

Это был великолепный улов. Славно порыбачила моя девочка. Я надавал ей по щекам. С любовью выебал в рот. Занялся компьютером. Думал поначалу отформатировать диск, стереть все, что там было, не глядя. Но она сквозь сон обронила слово «писатель». Сие меня заинтересовало, понятно. Я посмотрел.

И ахнул. Сначала происходило в точности то, что и в его дневнике: немыслимая игра реальности. Правда, я познакомился с дневником гораздо позже, а в тот день был один на один с ситуацией. Сейчас это смешно, но я пережил несколько минут настоящего ужаса.

Открываю первый попавшийся файл. Тоже, можно сказать, случайность, но не столь значительная. И вдруг читаю о себе самом. Какой-то рассказик, где точь-в-точь описываются мои приключения времен юности. Как меня заперли с девицей в общаге, «друзья» заперли, шутя, чтобы я ее трахнул. Я к ней полез, но она выдала недаманского. Тогда я говорю:

— Ну, держись. Сейчас выпрыгну в окно.

И встал на подоконник. А она сидит на кровати, руки на груди замком и тупо на меня смотрит. Я стою, мне смешно, ветер длинные волосы теребит — тогда такая мода у юнешков была, волосы. И вдруг оступился, падаю навзничь. Смутно помню эти секунды. Помню одно: лечу спиной и вижу стену дома, а за нею — звезды. И ясно вижу, что эти звезды не удаляются, но приближаются. И сразу мысль приходит: это не конец. Жизнь не кончается со смертью. Потому что я к звездам иду. Не от звезд я лечу, как это должно было выглядеть, а к звездам. Это была последняя мысль. Дальше — очнулся на больничной койке. Оказывается, упал на клумбу, мягкую. Ничего не сломал даже, только ушибы, огромные синяки вполтела. А ведь шестой этаж и общага — сталинский дом с высокими потолками. Конечно, эффект приближения звезд объясняется просто: точка зрения падает, стена и крыша удаляются, звездное небо, понятно, остается неизменным.

Возвращаюсь из больницы уже наутро. Оказывается, произошло следующее. «Друзья» ждали-ждали, затем отперли дверь. Девушка так же сидит на кровати, руки на груди замком, раскачивается. Спрашивают ее: а где такой-то? Говорит:

— А он вышел.

Оказывается, в ее нетрезвой голове, этой ткачихи, ничего не отложилось, никакого впечатления. То ли она свою нетрезвую голову в тот момент опустила, то ли ум за разум зашел, но она просто не видела, что я с подоконника сорвался. Был и нет. Вышел и всё.

Потом легенды ходили по институту, что поэт Бескудников пытался покончить с собой. Девушки залюбили меня, как миленькие. Потому что любят таких, наверное, втайне надеясь, что женятся, наживут имущество, а потом и вправду сиганут из окна, оставив им нажитое. Смайлик.

И вот, всю эту историю, слово в слово, включая впечатление от полета к звездам, я и нашел в его компьютере.

Сначала решил, что схожу с ума. Как он потом, от своих собственных ощущений. Я открыл холодильник, выпил рюмку водки и принялся размышлять на трезвую голову. [Две строки зачеркнуто.] Смешно получилось, но я не прозаик.

Все это могло значить только одно. Я стал просматривать другие файлы и вскоре нашел подписанные, но это опровергло мою догадку и еще больше запутало. Да, рукописи, которые он готовил для отсылки в редакции, были подписаны, но имя-фамилия ничего не говорили мне. Николай Суворов. Имя компьютера тоже было Николай.