Человек тысячи имен

Те же старухи, что сдавали жилье, брали маленькую Кусо под свое крыло, и каждая из них дала ей что-то свое. Православная бабушка Маруся читала сказки Пушкина – с этими вечерами у Норсоян связаны самые ранние воспоминания на русском языке, который на Урале она услышала впервые. Другая бабушка, Зина, делала вместе с ней кровяную колбасу, а бабка Серафима, у которой Норсояны прожили дольше всего, научила Кусо доить, косить и, главное, прясть. По местному поверью, чтобы вырасти рукодельницей, первую кудель девочка должна была сжечь в печи, а золу съесть. Старухи уважали обычаи, поэтому бросили в огонь пряжу маленькой Кусо и дали ей щепотку золы. Сегодня Людмила – одна из самых известнейших дизайнеров трикотажа в России, и кто знает – может, ее успеху в немалой степени поспособствовал ритуал, исполненный в маленьком бараке далекого Бугуруслана.

Съемные углы закончились, когда Кусо исполнилось 11 лет. Жизнь ее семьи изменил трагический случай – умерла знакомая, оставив дочку Татьяну, от которой тут же отказался приемный отец. Норсояны решили взять девочку в свой дом. Мать Кусо оформила опекунство, и из-за прибавления в семье государство выделило квартиру в бараке, а потом переселило в дом на окраине города. Первое время Кусо не могла привыкнуть к внезапно появившейся сестре – Татьяна тяжело переживала утрату матери и к тому же была старше, поэтому поговорить им было не о чем. Но довольно быстро девочек объединила непростая жизнь в семье Норсоян. У них появились общие мечты и, к сожалению, общий враг.

С переездом в барак, а затем и в квартиру отношения в семье резко ухудшались. Не имея за занавеской ненужных свидетелей, родители Кусо перестали себя сдерживать. Жизнь девочек стала невыносимой. Дети старались как можно дольше не возвращаться домой. Долгими часами после занятий в школе они бродили по Бугуруслану, предпочитая сделать домашнюю работу на подоконнике в подъезде, чем провести лишний час с родителями. Иногда дети мечтали, что отец и мать обратят свою жестокость друг на друга и уже никогда не смогут причинить детям боль.

Жизнь без насилия была непредставимой для девочек. Их окружали семьи, где было нормальным в тридцатиградусный мороз выгнать на улицу мать с ребенком в одних ночных рубашках, где отец мог бегать за женой с топором, где мать избивала ребенка до крови. Редко попадались дети, не страдавшие от издевательств взрослых, и таким семьям бугурусланские ребятишки страшно завидовали. Общая боль сплотила их в боевое братство, они могли почувствовать себя в безопасности только в кругу друзей.

Однажды зимой произошла такая история. Кусо с одноклассниками возвращалась с занятий, и вдруг один мальчишка начал показывать пальцем в сугроб и со смехом кричать: «Смотрите, пьяный в снегу!» Норсоян посмотрела, куда он указывал, и увидела своего отца. Она молча подошла к нему, подняла и, как могла, потащила домой. На следующий день никто из одноклассников не сказал ей ни слова. «Класс сделал все, чтобы я не чувствовала себя изгоем. А ведь среди них были и благополучные дети, которых не трогали пальцем, и детдомовские, которые нагляделись всего, и такие же, как я, – барачные, избитые и лупленые. Каждый из них, очевидно, на моем месте сделал бы то же самое». Когда я спросила, не было ли у нее искушения оставить его там, чтобы прекратить зверства, она ответила, что никогда не хотела бы приложить к этому руку. «Как вам скажет любой человек из семьи алкоголиков, трезвый это был совершенно другой человек», – с грустной улыбкой сказала Норсоян.

Такой была жизнь Кусо с родителями, но не только они определяли ее развитие. Большое влияние на девочку оказали жители Бугуруслана, где к пятидесятым годам оказались многие представители интеллектуальной элиты страны. В 1941 году в Бугуруслане построили бараки, куда позднее привезли поволжских немцев-переселенцев из ликвидированной автономной республики. Затем, по воспоминаниям Норсоян, туда отправляли фигурантов «дела врачей»1, а после них – антисоветчиков, анекдотчиков и западногерманских коммунистов, «сдуру попросивших в Советском Союзе политического убежища», вспоминает Людмила. В брежневские времена бараки укомплектовывали служителями церквей. Все эти люди и их потомки, окружавшие Норсоян, принадлежали будто к абсолютно разным мирам. Ее лучшим другом стал Алексей Остроумов, внук Федора Остроумова – протоиерея и члена рязанской думы, нередко принимавшего высоких гостей, среди которых был, например, писатель и сценарист Борис Полевой.