Человек в безлюдной арке

Михаил кивнул. Дождавшись, когда стихнут её шаги, он юркнул в кабинет, подошёл к столу, отыскал в журнале запись с его настоящей фамилией и вымышленными фамилиями подчинённых. Вырвав страницу он смял её, сунул в карман и быстро вернулся в коридор. Спустя десять минут они с сестрой покинули приёмное отделение Сокольнической больницы и вышли через распахнутые, чугунные ворота на улицу.

- Нет, нам не туда, - грустно улыбнулась Анна, повернув в другую сторону пояснила. - После ареста папы, нас с мамой выселили из большой квартиры, теперь мы живём в бараке в Хомутовском тупике, занимаем маленькую комнату в коммуналке.

- В Хомутовском? Где это?

- Между новой Басманной и Карла Маркса, наш барак стоит недалеко от железной дороге. Сначала проходящие поезда не давали спать, а потом мы привыкли. А знаешь, мы даже перевезли все твои вещи, ничего не выбросили и не оставили…

В ведя брата в новое жилище, Аня радостно рассказывала обо всём, что произошло с ними за два последних года. А тот, опустив руку в карман, поглаживал отполированный боёк короткого сапожного молотка, прихваченного из квартиры. Пройдя мерзким проездом, они повернули на пустынную улочку, без единого огонька. Где-то вдали она упиралась в железнодорожный переезд, через который неторопливо проплывал эшелон, с зачехлённый техникой. «Подходящее местечко – темно, тихо, даже собаки не лают» - отметил про себя Мишка и потянул из кармана молоток…

***

Новый 1944 год Протасов встречал в приподнятом настроении. Причин этому было несколько. Во-первых, выданные сестрой таблетки здорово помогли - он сам и все его подчинённые скоро пошли на поправку, озноб пропал, температура нормализовалась, кашель почти не беспокоил. Во-вторых, в его кармане теперь лежали две составные части талисмана - спичечница и, принадлежавшие ранее сестре, зеркальце. Оставалось найти ещё две. В-третьих, из Польши прибыл долгожданный связной - помимо батареи и новых шифров он привёз внушительную сумму советских рублей - на эти деньги, слегка приделавшая группа, могла безбедно прожить несколько месяцев. Четвертая причина оказалась самой неожиданной - прибывшим связным оказался Амбал.

***

- Ты просекаешь какое поганое дело? - сидя вечером за столом объяснял он свое неожиданное появление. - Нарисовался в школе один злобный хохол, западной Украины. Тарас Пилипчук. Такая сука! Нет, сучище! Быстро стал старшим группы, дорос до штабсефрейтора…

Далее последовал рассказ о том, как хохол невольно воспользовался хитрым способом Амбала, чтобы остаться в спокойной Польше. Но если Амбал искусно прикидывался туповатым, то Пилипчук тупицей был от рождения, зато брал голосом, нахрапом инициативой.

- Да ещё как брал, гнида, - возмущался старый кореш. - Я курсантов тоже гонял на территорию и строевую, но давал вечером пол часика отдохнуть, а этот действовал по принципу: чем бы курсант не занимался, лишь бы зашивался. Короче, чувствую метит, гад, на моё тёплое место старшины курса. Пошёл к Марвецу, так и так, говорю: - двум револьверам в одной кобуре завсегда тесно, я же вас устраиваю на этой должности, а он в ответ: - мы в курсе вашего противостояния и уже приняли решение.

В итоге Пилипчук стал старшиной курса, а чтобы Амбал не остался в обиде командование Варшавской школы присвоило ему чин фельдфебеля и отправило в Москву.

Сидя за столом, во время вечерней попойки корешь сообщил ещё одну новость:

- Вообще-то меня прислали сюда непростым связным, меня прислали старшим твоей команды.

Мишка замер с вилкой в руке и вдруг со звоном бросил её на стол:

- Не понял. Это в чем же я провинился?

-Не пыли! - остудил его Амбал. - Марвец наоборот - доволен твоей работой. Даст небольшую передышку, а после сосватает новое задание. Усёк?

Это меняло дело, Протасов давно мечтал о нормальном отдыхе, не в этой, провонявшей табаком и алкоголем квартире, не в этом городе, где в любой день его могли арестовать и поставить к стенке и не в этой полуразрушенной стране, где шла тяжёлая, затяжная война. К тому же, у майора Марвеца оставалась его спичечница. И Михаил изначально планировал вернуться за ней в разведшколу, он плеснул в стаканы водки, подцепил вилкой кусок рыбы из консервной банки и сказал:

- Ну тогда давай выпьем - за твоё повышение и за мою лёгкую дорогу до Польши.

Глава пятнадцатая

Москва; июль 1945 года

Для заполнения журнала Анна Протасова пользовалась перьевой ручкой, писала она старательно и весьма красивым почерком. Прописывая такие буквы как: «и», «а», «н», «д», «ц», «ш», перо хорошо проминало бумагу и оставляло заметные бороздки на следующем листе. С другими буквами было сложнее: «а», «о», «в», «е», «з» и прочие, имеющие округлые формы, прописывались Анной без нажима и с ними пришлось повозиться.

К моменту открытия лаборатории Старцев с Васильковым разобрались с двумя фамилиями - Протасов и Хакимов. По остальным имелось много неясностей, пришлось ждать, когда откроется лаборатория на первом этаже управления.