Человек заката

Доверяться людям теперь для девушки стало чем-то болезненным. Но глухое одиночество еще хуже, и она с готовностью отзывается, разворачиваясь к байкеру:

– Если нет разницы – подвези.

Ник всматривается в красивые задумчивые черты. И опять не понимает он этого спокойного, независимого, неженского взгляда.

– Поехали, – предлагает Ник, седлая Бывалого и выправляя для нее подножки.

Она разворачивает кепку козырьком назад, накидывает капюшон, мимолетный взгляд скользит по мотоциклу, и печаль проносится по нежному лицу. Память рисует ей иной «Харлей».

Девушка осторожно садится сзади, и Бывалый отваливает от тротуара, плавно набирая скорость. Едут молча. Мелькают пустота парка, спящие ряды уличных деревьев, бессмертные остовы чугунных фонарей, теплый свет чужих домов, пестрота магазинных витрин.

Ник не гонит, плавно поворачивая, спокойно двигается по улицам. Прислушивается к девушке. Время от времени посматривает в зеркало заднего вида удостовериться, все ли с ней в порядке. Девушка замечает это и прячется за широкой спиной. Ник ухмыляется. Бывалый, подобно иноходцу высоких кровей, идет гордо, плавно и размеренно. Кругом на перекрестках горит зеленый.

– Ззззю, ззззюююю! – надрывается скутер с коробками пиццы на багажнике, несуразно влезая из переулка в поток.

Ник вполголоса ругается, объезжая его. Табуреточник! Наверное, их ненавидят все – автомобилисты, мотобратья, пешеходы. Скутеристы мешают движению и по причине своего разгильдяйства часто бывают раздавленными.

Они останавливаются перед ее домом. Девушка слезает с мотоцикла, произносит слова благодарности. Бросая многозначительный взгляд вместо ответа, Ник хватает ее за руку повыше запястья, ловко и цепко удерживая подле себя.

– Пока не дашь номер телефона, я ведь не отпущу!

Говорит байкер мягко, но девушка понимает, что так и будет. Настойчивое внимание мужчины откликается в ней физическим страхом. Практически сразу ощущение страха сменяется тайным любопытством. Двое меряются долгими оценивающими взглядами. Грозному обаянию сильного трудно не подчиниться. Она удивленно молчит, а потом диктует свой номер, улыбается одними глазами и скрывается за тяжелой дверью парадной. Ник, довольный, отъезжает.

Теперь его ничто не отвлекает. Он мчит за город. Туда, где горизонт не сутулится в тесном пространстве домостроя, а вольготно раскидывается, насколько хватает взора. К анархии и безумству Потока. Ник едва сдерживается, чтоб не выжать под двести в Питере.

Горожане давно разъехались. Отдыхают после рабочего дня, чтобы опять с утра пораньше отправиться на работу, забить город пробками, измотать нервы стрессом, а мозги чужими проблемами. У всех проблемы. Каждый должен прогнуться под кого-то сверху. Вообще, если подумать, то рабовладельческий строй никуда не делся. Изменилась форма зависимости массы от единиц власть имущих. Рабы теперь не совсем собственность. Чтобы выжить, они сдают себя в аренду. А наверняка почти каждый мечтает устроить себе достойную жизнь, не продавая время неизбежно убывающей жизни и не кривя душой. Но реальность не всем улыбается. Многие так и живут мечтами. И тело исполняет ежедневный ритуал: работа – сон – работа, пять-шесть раз в неделю, каждый месяц, каждый год… Ник физически чувствует душный уклад социума, спешит прочь. Огни города провожают его лощеным блеском.