Человэльф

Это был ответный удар. И тоже меткий и очень болезненный. Пришел черед побледнеть Грайогэйру. Он открыл было рот, чтобы произнести имя Алвы, но его опередили.

– Так или иначе, а все они были твоими сотрудниками, – произнес пэн-хоу Янлин. – Следовательно, ты за них отвечаешь перед Советом тринадцати.

И чаша весов снова качнулась. Грайогэйр решил оставить свой козырь в рукаве на будущее.

– Кто может отвечать за нравственность эльфийки? – с презрением произнесла юда Бильяна. – Они всегда отличались своей распущенностью. А отсюда один шаг до измены и предательства.

Лахлан снова с благодарностью взглянул на юду.

– Их обоих следует найти и наказать, – сказал Фергюс. – Человека – за измену и гибель адмирала Сибатора. Эльфийку – за предательство и связь с человеком. И я затрудняюсь сказать, чья вина тяжелее.

– Казнь обоих будет ужасной, – пообещал эльбст Роналд. – Но кому поручить их поиски? Лахлану? Грайогэйру? Или… Может быть, тебе, Фергюс? Скажу откровенно, в этом деле из всех я доверяю только тебе.

– И я оправдаю твое доверие, Роналд, – сказал эльф. – Обещаю.

И глаза его мрачно блеснули. Впервые в них отразились какие-то чувства. Это были ненависть и предвкушение мести.

– Итак, решено, – провозгласил эльбст. – Мы соберемся снова через сорок дней. К этому времени дух адмирала Сибатора, покинувший его нынешнее тело, получит новое воплощение, а возмездие свершится. Фергюс расскажет всем нам, как были схвачены и наказаны изменники. И я объявлю имя нового члена Совета тринадцати. Dixi!

Это короткое слово на давно уже мертвом для людей языке, означающее «я сказал все, что хотел», завершало все заседания Совета ХIII. И никто не мог этого оспорить под страхом обвинения в нарушении традиций и последующего неизбежного сурового наказания.

Глава 5

Прозвучавшее как раскат небесного грома «dixi» ошеломило Лахлана. Он был уверен, что эльбст Роналд назовет его имя, когда речь зайдет о новом члене Совета ХIII. Алва заверила его в этом. А на его памяти не было такого, чтобы данное Алвой обещание не выполнялось.

Прилетев в Берлин, Лахлан направился из аэропорта не в резиденцию эльбста Роналда, а в гостиницу, где поселилась Алва в ожидании вечернего авиарейса на Париж. Он застал жену в номере. Она лежала в кровати, непомерно большой для нее одной, укрытая до подбородка красным атласным одеялом и почему-то в больших, на пол-лица, солнцезащитных очках. Говорила еле слышно, и часто морщилась, будто каждое сказанное слово приносило ей мучительную боль. Алва явно страдала. Лахлан не стал расспрашивать жену о причинах ее недомогания. Их встреча продлилась недолго, он ушел сразу после того, как Алва сказала, что эльбст Роналд принял решение заменить в Совете ХIII выбывшего млита им, Лахланом. Он не спросил жену и о том, как ей удалось повлиять на решение эльбста, столь благоприятное для него. Однажды, когда его назначили премьер-министром, и он задал подобный вопрос, Алва запустила ему в голову тяжелой серебряной вазой с цветами. И не промахнулась. Потом он три дня ходил с огромной шишкой в густом фиолетовом ореоле на лбу. Это навсегда отучило его от излишнего любопытства. А на жену он не обиделся. Наоборот, купил ей шикарное бриллиантовое ожерелье, и уже через неделю получил прощение и доступ в ее постель.

Однако, дав Алве слово в этот раз, эльбст Роналд уже на другой день изменил свое решение. Лахлан почувствовал обиду и злость. Но не на эльбста. Он даже помыслить не осмелился бы о таком. А на жену, Грайогэйра и Катриону.

Алва была виновата в том, что ее чары на эльбста оказались слишком кратковременны. Начальника охраны посольства Лахлан винил в отступничестве от его, Лахлана, интересов. А в том, что эльбст не рискнул ввести в члены Совета ХIII того, кого чуть было не уличили в измене, виновата была Катриона. Не будь ее, все сложилось бы иначе. Его, Лахлана, репутация, была бы по-прежнему безукоризненной и незапятнанной.

Лахлану казалось, будто все его предали. Все, кого он любил и кому доверял. И он не мог понять причины, по которой это произошло.

Лахлан мог еще долго терзать себя, но к нему, томно улыбаясь, подошла юда Бильяна и протянула руку для поцелуя.

– Я жду тебя сегодня вечером, – сказала она. – Мне надо обсудить с тобой один вопрос. Если ты не против, конечно.

– Я буду счастлив, – ответил Лахлан, припадая к этой дряблой, с обвисшей кожей, руке губами.

Взгляд, который юда бросила на него, отходя, не оставлял сомнений в том, что за вопрос они будут обсуждать вечером. Лахлан незаметно огляделся вокруг – не подслушал ли кто его короткий разговор с юдой. И увидел, что Фергюс что-то говорит Грайогэйру, а тот послушно кивает. Лахлан подошел ближе, надеясь подслушать.

– Ты очень ловок, Грайогэйр, отдаю тебе должное, – говорил эльф голосом, в котором Лахлан впервые услышал какие-то интонации. – Убедить Скотти подтвердить под присягой свое обвинение – на это не каждый способен. Домовые обычно лояльны к людям, в чьем доме они живут.