Чем Черт не шутит

Рядом с кроватью стояла маленькая железная тумбочка, он задул горящие на ней свечи и все остальные тоже: в нишах в стене, на столе у окна. Тонкий дымок, едкий запах и рыжие точки на фитилях слились в мистерию прощания.

Над столом висела пустая полка, посреди нее, как обелиск на равнине, торчали часы – тонкая струйка соединяла две неравные горстки песка: красную сверху и черную снизу. Ну и как тут понять, который час?

– Рае! – прилетело снизу. – Сколько можно тебя ждать?

– Да иду я!

Он ужаснулся тому, как легко откликнулся на вычурное имя, которым его здесь называли, остро почувствовав, что начинает забывать маму. Ее голос. Не может вспомнить и все тут.

Вместо того чтобы спуститься, Радан сел на кровать, спрятав лицо в ладонях, но вспомнил, что у него же вчера весь день болела нога, а сегодня… он размотал тряпицу и ничего не увидел, ни одной царапины – даже самые глубокие совершенно затянулись.

– Ничего себе, – восхитился он вслух, пошевелив совершенно здоровой ногой и легко поднялся.

У самой двери возвышалась резная, как и вся мебель внизу, вешалка. Он снял с нее чистую черную рубашку с множеством мелких пуговиц и толстых петель, к счастью, уже застегнутых. Ворот и манжеты украшала витиеватая вышивка. Радан погладил выпуклые пурпурные стежки, укравшие у ведьмы не один день.

К столу он спустился настолько чистым, каким никогда не был дома: с намытыми руками, ушами, лицом, и, что совершенно сверхъестественно, зубами, начищенными мятным порошком, хранившемся в латунной коробочке прямо на темной обожженной глиняной раковине, гладкой и холодной, как цветочный горшок на балконе из прошлой жизни. Ноги Радан рассудительно предпочел не трогать, все равно выпачкает, как только выйдет из дома.

Радмин, одетый в черную рясу с алой ниткой, разрезавшей тело на две половины, словно след от меча, при появлении своего подопечного тут же поднялся из-за стола и, не взглянув на него, вышел за дверь.

– И как он собирается меня наставлять – игнором? – спросил Радан не Танру, которая крутилась рядом, а воздух. – Я и сам здесь специалист, каких поискать, пусть отпускает меня домой с золотой медалью.

– Ешь давай! – велела ведьма и обратилась к змею. – Ситра, постой. Проводи Рае, а не то он опоздает.

– Пусть выкатывается голодным. Тут либо сон, либо еда.

– Ну я прошу тебя. Пожалуйста.

Ситра нахмурился, пробурчав что-то мало походящее на согласие, и вышел за дверь, точно копируя исчезновение наставника.

– Все, хватит с тебя! – Танра выдернула Радана из-за стола и сунула ему в руки пушистую булку. – Поторопись, Ситра тебя проводит.

– Да он же свалил, я за ним не побегу, – насупился Радан и откусил от белого мякиша – длинная корка тянулась изо рта, как накрученный ус.

– Он дождется тебя. Не подводи ни его, ни меня.

– А…то…ие…меи? Зачем…ни? – поинтересовался Радан, затолкав за зубы мешавшийся хлеб – щеки раздулись, как у хомяка.

– Или жуй, или спрашивай. Посмотри, сколько крошек после тебя!

Радан вытаращил глаза на белые крапинки на полу и столе и ретировался за дверь, пока его не заставили убирать.

Солнце оторвалось от горизонта, теряя кровавый цвет, – бледность светила и здесь мерилась золотом. Странные блики горели в небе, словно на дне банки, вращаемой на свету.

– Что это? – спросил Радан у Ситры и показал на яркие точки в вышине. Змей двинулся еще быстрее. – Тебе трудно ответить? – не отставал Радан, и зверь понял: себе дороже.

– Колпак.

– Что еще за Колпак?

– Заслон.

– От чего?

– От дождя. От взглядов.

– А нельзя просто каждому выдать зонтик? – Радан недоуменно вертел головой, разглядывая играющие на солнце белые отблески, вспыхивавшие то тут, то там.

– Как-то не догадались – тебя, видно, ждали.

– Не, ну правда.

– Все, интервью закончилось.

– Ого, какие ты слова знаешь! – Радан с любопытством посмотрел на Ситру.

– Не в лесу, вроде, и живу.

– Ага, в бутылке, как мышь.

– Ты тоже, теперь здесь, крысеныш! Если до тебя до сих пор не дошло.

– Это ненадолго.

Взъярившийся было Ситра посмотрел на Радана с изумлением, а потом оглушительно расхохотался, показав клыки и кадык дну банки, которой они были накрыты. В этом смехе, будто возвратившемся из-под купола, Радан заметно приуныл, так что зверю даже сделалось жаль его, дурачка. Самую малость.

От реки, мимо которой они проходили, веяло не холодной прелой сыростью, а сухим терпким жаром.

– Как такое возможно? – не унимался Радан, не взывавший, однако, ни к кому конкретно.

– Еще что-нибудь спроси, и я тебя туда сброшу – сам все и распробуешь.

Радан не очень поверил в то, что этим и кончится, но немного обиделся и потому помолчал шагов шесть или восемь.

– Да ладно тебе, чего ты выделываешься?

– Хватит клювом щелкать – запоминай дорогу. Я тебя первый и последний раз провожаю.