Читаем Чем звезды обязаны ночи полностью

Базилио принимает мой заказ, словно гном, который должен доставить письмо Санта-Клаусу. Торопливо записывает его в блокнот детским почерком. Этот паренек такой же официант, как я дрессировщица куриц. Я впервые оказалась в ресторане после своего краха. Вокруг запустение, словно декорация моего падения. Я судорожно вздыхаю. Нащупываю коробочку с таблетками у себя в кармане, достаю одну и кладу под язык.

Повязавший белый фартук Базилио ставит на стол две исходящие паром тарелки. Ему понадобилось еще три или четыре ходки, чтобы принести хлеб, воду и приборы. Потом он желает нам приятного аппетита с такой почтительностью, словно перед ним английская королева. И никак не решается оставить нас вдвоем.

Ладно, катись уже!

Самое ужасное в известности – не критики, а фанаты. Настоящие. Те, кто вас разглядывает, как диковинное животное, не в силах оторвать глаз. Нет, на самом деле самое страшное – это фанаты после скандала. И тут, надо признать, я получила по полной.

Одними губами я касаюсь красного столового вина, кстати довольно приличного и выразительного, Нана же с аппетитом приступает к еде. Ачоа из телятины. «Пишется как “аксоа”, но читается “ачоа”». Это Роми мне объяснила. Она хвасталась, что знает с десяток языков, и сегодня я даже склонна ей верить. В свои лучшие дни она была готова на любую авантюру, от изучения каллиграфии на кириллице до восхождения на Эверест. А потом дорогие ручки, тушь и альпинистские ботинки заканчивали свою жизнь на помойке. Все поглощал мрак.

Один из гостей Роми однажды подарил мне книгу о региональных кухнях. Мне тогда было лет десять. За следующие три месяца мы опробовали все рецепты. Совершили настоящее путешествие по всей Франции, от Савойи до Антильских островов, с проездом через Эльзас. Гости аплодировали моим творениям, пока алкоголь лился рекой, а Роми ублажала их своими знаменитыми скетчами. Именно тогда я открыла для себя ачоа – несложное блюдо из помидоров, лука, сладкого и эспелетского перца. Простая еда без изысков.

Я пробую больше из любопытства, чем из желания. Фруктовый привкус и острота перца медленно набирают силу, смягченные зелеными нотами трав, лаврового листа, петрушки и тмина. Словно прогулка по горным пастбищам, начинающаяся с нежности чуть припущенной телятины и расцветающая в глубине нёба.

Истинное чудо.

Я широко распахиваю глаза от изумления – то самое выражение, которое мне приходилось тысячу раз напускать на себя во время телешоу. Напротив меня Нана тщательно вычищает тарелку куском деревенского хлеба. Завершающий штрих.

Я бросаю взгляд на дом, испытывая горячее желание заглянуть в кухню, просто чтобы проверить, принадлежит ли авторство изумительного блюда тому ворчливому увальню, которого мы видели мельком. Но мне не хватает духу.

Снова появляется рыжеволосый паренек и расцветает, увидев наши идеально чистые тарелки. Ставит перед нами два куска баскского пирога и застывает в некотором отдалении. В конце концов я, смирившись, поворачиваю к нему голову. И точно, он протягивает мне тетрадь, на которой было накарябано: «Отзывы гостей».

– Я видел все ваши программы, – лепечет он, заливаясь румянцем.

Машинально я беру протянутую ручку. И в этот момент все останавливается. Черная дыра. Улетучивается тонкий вкус перца, нежность летнего утра, улыбка Наны. Я снова в «Роми» в день моего позора. Отравление. Санитары. Страх.

У меня больше ничего нет. И сама я никто.

Я отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы.

Бальтазар

И вдруг – виде́ние. Она курила, облокотившись на перила резной беседки; ее лицо было наполовину скрыто усыпанной стразами вуалеткой шляпки, которую венчали разноцветные птицы. Странный головной убор, который придавал ей королевское достоинство. Ее изящное тело в облегающем пурпурном платье сияло в лунном свете в тон пылающей рыжей шевелюре, ниспадающей на обнаженную спину. По ступеням струился длинный шлейф платья из промокших под дождем алых перьев, словно раскаленная лава вулкана.

Я застыл, скрытый в тени. Неужели она меня заметила? Незнакомка небрежно выдыхала сигаретный дым, уставившись на бурный океан внизу. Ее экстравагантный наряд контрастировал с безмятежным выражением лица.

– «Порой в Калифорнии вечерами выпадает обильная роса», – продекламировала она фразу из фильма «Поющие под дождем», не отрывая глаз от горизонта.

Ее низкий голос заставил меня вздрогнуть.

– Простите? – пролепетал я.

В крайнем смущении я повернулся, пытаясь прикрыть дыру на пиджаке. Следует ли мне завести с ней разговор? Или продолжить свой путь на виллу? Мое сердце – сердце начинающего журналиста – заметалось, не зная, что выбрать. Наверное, лучше поискать маркизу. Я должен написать статью, но мои глаза не могли оторваться от пламенеющей рыжеволосой красавицы. Я словно впал в гипноз. Эта девушка буквально светилась в сумерках. Она озарила мою неприглядную жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза