Чемпион. Второй пояс

Старикашка из Гарой тем временем закопался в кисете, не спеша ко мне приближаться, но время от времени бросая на меня странные взгляды, от который у меня мурашки бежали. Оценивающие, что ли, неприятные.

И вот ведь, штука, на деле этот гароец вряд ли старше магистра моего Ордена, да и выглядит ему под стать — старик и старик, не более, никакого сравнения с тем же уродливым старейшиной Тысячеглазых нет. Ну, высох чуть сильней, чем магистр, не более. А я всё равно упорно, даже в мыслях именую его старикашкой, как и его подручных. И не первый ведь раз. Кажется, это у меня повелось ещё с Нулевого, когда мама так называла того торговца, что отравил отца. Раз неприятен мне старик, то всё — будет старикашкой.

Так, веселясь и думая о совершенных глупостях, я наблюдал, как старейшина Гарой достал, наконец, нефрит и шагнул ко мне, на ринг. И я не смог удержаться от очередной выходки.

Мои губы сами изогнулись в усмешке, а следом с них сорвался возглас:

— Так вот кто стал моим новым противником!

Старикашка споткнулся, моргнул раз, другой, я уже расхохотался:

— Аха-ха-ха! Боюсь даже представить, во сколько Дизир обошлось твоё участие, старейшина.

Он лишь прошипел:

— Закрой рот, безумец. Тебе жизнь не дорога?

— Я безумец?

Улыбка превратилась в оскал, а через миг я представил, как Коготь вонзается старикашке в сердце и толкнул энергию в меридианы.

Поступь перенёсла меня вплотную к старейшине, заставив его вскинуть свободную руку и вывесить между нами защитную технику, давление его силы обрушилось на меня, давя на плечи, но я уже вышвырнул кровожадные мысли прочь, словно их и не было, рявкнул:

— Управитель Леград прибыл для проверки у старейшины Гарой!

Старикашка покрылся алыми пятнами и скрежетнул зубами, осознав, как я его опозорил перед всей Ареной.

Как, заявишь о Прозрении?

Нет, смолчал. Но в мыслях явно жестоко и долго принялся меня убивать — уже моё Прозрение проснулось, холодя уже мою спину сталью.

Защитная техника рассеялась, истаяла, позволив мне протянуть руку к старикашке, давление с плеч тоже исчезло.

Должен сказать, что и пахло от старикашки соответствующе моему представлению — чем-то неприятным, тяжёлым, едва ли не затхлым.

Прожигая меня взглядом, он поднял нефрит, и я положил ладонь на холодную чёрную поверхность.

Вдох, второй, третий.

Я с сочувствием спросил:

— Что, ничего? Нет меня в списках преступников?

Мой голос всё так же разносился на всю Арену. Вот уж сегодня представление, так представление. Не только турнир, не только кровавые схватки, не только ругань между главами фракций, так ещё и склока с самими Гарой. Если Орден скажет, что он первый осмелился на такое, то найдётся ли тот, кто решится повторить подобное безумие?

А я продолжал говорить то, что считал нужным, обращаясь ко всем, кто глазел на это безумное представление:

— Как видим, три старейшины — это ещё не весь клан Гарой. Три старейшины могут думать что угодно про меня, но сам клан Гарой не считает меня преступником.

Старейшина лишь ощерился:

— Проверка ещё не окончена, — ловко выхватил какой-то артефакт из кисета, потребовал. — Другую руку, поглядим, нет ли в тебе искажающей отпечаток чужой силы.

Я уже поднял было и вторую руку как замер. Удивительно вовремя в голове всплыли слова моего собрата-нулевика. И я с удовольствием повторил их:

— Мне ли, поднявшемуся из Первого пояса и тут же угодившего в ловушку семьи Саул, которые наплевали на законы о Возвышении, брать в руки всякую дрянь, что суют мне старшие?

Старейшина лишь оскалился:

— Щенок! Магистр! Давай, спустись к своему наглому управителю и проверь мой артефакт, добавь к обидам моего клана ещё одну.

Магистра не нужно было упрашивать.

Три вдоха и он тоже стоит на ринге.

Оглядел разбитые плиты и кровь на них, но вместо того, чтобы шагнуть к нам, поднял голову к ложе, откуда спустился:

— Болайн, а знаешь, жаль, что ты не согласился сойтись со мной в битве. Вот тут, внизу, где мой Орден сегодня добывает себе славу, это ощущается особенно остро.

Сверху донеслось:

— Твой Орден сегодня добудет лишь проигрыш.

— Разве я говорил о победе? Ты, вроде, моложе меня, Болайн, а уже плохо слышишь. Я говорю о славе.

Магистр медленно повернулся, оглядывая трибуны и вдруг произнёс:

— Проверка, — вдохом позже повторил. — Проверка. Проверка.

На четвёртый раз трибуны сообразили, что он от них хочет, а может быть, снова постарался Ловер, но в четвёртый раз голос магистра потерялся в рёве трибун:

— Проверка! Проверка! Проверка!

Рёв прокатился по трибунам словно волна, дважды обогнул их и только тогда начал стихать.

Заодно позволил мне услышать скрежет зубов старейшины от Гарой. Его мыслеречь, в которой он медленно, цедя слова, грозил магистру последствиями, я слышал и так.

Но магистр лишь отмахнулся:

«Снова Дикое Время? Бедствие? Изгои? Всё это требует одобрения Стражей. Можем вызвать их прямо сейчас и пусть решают, стоят ли ваши унижения, старейшина, всего этого.»

«Смеясь и вспоминая про наказания Стражей, вы, магистр, забываете, что и клан Гарой совсем не пустое место в Поясе. Углубляйте ту яму, что станет вам могилой, углубляйте.»