Скорал повернулась и направилась к выходу из генного хранилища. Она промерзла до костей, от температуры замерзания у нее застыл пот на коже. Она потерла руки друг о друга и подышала на них, пытаясь согреть.
Она устала, ей было больно, и она проголодалась до ненасытности. Впрочем, перед тем, как идти на камбуз, ей требовалось помыться. Ее звали хим-души.
Скорал вышла из генного хранилища, и оно закрылось за ней. Она уже преодолела половину пути по полу апотекариона, когда вздрогнула от шока, вдруг осознав, что не одна.
Рядом стоял легионер, который глядел в камеру из бронестекла, где содержался ее подопечный. Он стоял без движения, словно статуя — ничто по-настоящему человечное не смогло бы быть столь неподвижным.
Она замерла.
Легионер был облачен в сильно изношенную черную боевую броню, поверхность которой была покрыта воронками и рубцами. Радиационные повреждения. Пластины были обмотаны колючей проволокой.
На бледной голове Пожирателя Миров совершенно не было волос, и виднелась мешанина искривленных шрамов, которые крест-накрест пересекали скальп — она сама зашивала немало из них — а также уродливо торчащие черепные имплантаты.
Скорал выругалась про себя. Разумеется, она сразу же узнала его.
Руох.
Кровавый Жрец. Так теперь называли Баруду. Когда-то он был капелланом, удостоившись этой чести после Никейского эдикта, но это происходило в иную, более раннюю эпоху. Теперь же было ясно видно, кому он верен.
Баруда, не мигая, глядел на Дрегера. От него исходили волны масляного запаха агрессорных стимуляторов и феромонов смерти.
Они стояли на оружейной палубе. Баруду окружало девять Пожирателей Миров, которые расслабленно держали в руках оружие. В нескольких шагах позади стоял Аргус Бронд, скрестивший руки на груди.
Ни у Дрегера, ни у Баруды не было оружия в руках, однако это могло измениться за секунду.
— Разрушитель убил своих собственных братьев, но это меня удерживают здесь, будто пленника, а он все еще на свободе, — произнес Баруда. — Почему?
Для воина Легиона его лицо было узким, заостренным и ястребиным. Виски были выбриты, обнажая отживающие свой век татуировки смерти и эмблемы культа крови, вырезанные на скальпе. Оставшиеся волосы были собраны в толстые, свалявшиеся от крови косички. Перевязанные полосками кожи, они напоминали варварскую разновидность нашлемного офицерского гребня.
На его шее и запястьях висели кости, подвешенные на жгутах из жил и глухо постукивавшие при его движениях. На лбу был нарисован культовый символ, олицетворяющий Кровавого Отца, выполненный высохшей и осыпающейся хлопьями кровью
От вида столь явно выраженного поклонения у Дрегера подергивался один глаз.
— Тебе известно, почему, — сказал Дрегер. — Я не допущу нового кровопролития сегодня. Корабль прочесывают сверху донизу. Руоха отыщут.
— Каждая капля пролитой крови есть приношение Кхаранату, — произнес Баруда. — Кто ты такой, чтобы отказывать Ему?
— Меня заботит только Легион, — ощерился Дрегер, — а не твой так называемый бог.
— Владыка Черепов настолько же твой бог, как и мой, — ответил Баруда. — То, что ты его отрицаешь, не имеет значения. Твоя душа уже обещана ему. Дай мне забрать голову Руоха. Забрать ее во славу Медного Повелителя.
— Медный Повелитель, — прошипел Дрегер. — Кровавый Отец. Кхаранат, Владыка Черепов. Послушай себя! Легион никогда не нуждался в богах, которым надо молиться. Это для тех, кто слаб.
— Раньше боги никогда не отвечали, — сказал Баруда. — Нет смысла сопротивляться этому. Ныне все мы идем Восьмеричным Путем. Мы всего лишь слуги Кровавого Бога.
— Это слова фанатика, — произнес Дрегер. — Ты говоришь, будто один из проповедников Семнадцатого Легиона.
— Мы могли бы многому научиться у наших братьев Несущих Слово. Они узрели правду раньше всех нас, пусть даже упорно усложняют простые истины догмами и ненужными напыщенными ритуалами, — отозвался Баруда.
— Довольно, — бросил Дрегер. — Ты не обратишь меня в свою безумную, абсурдную веру. Ни теперь, ни когда-либо. И сейчас не время для подобной дискуссии.
— Нет, время, — столь же ядовито, как и Дрегер, сказал Баруда. — Сейчас время, когда Руоху следует пустить кровь. Отдай его мне.
— Я разберусь с ним, — ответил Дрегер. — Это не твое дело.
— А вот тут ты ошибаешься, — произнес Баруда, и его рука сомкнулась на рукояти цепного топора.
Над Скорал громко загудела одна из осветительных полос.
Какую-то секунду она обдумывала, не попятиться ли прочь из комнаты, но ей было известно, что он бы учуял внезапный прилив адреналина внутри нее, даже если бы не слышал, как она вошла. Бежать от него было все равно, что бежать от дикого зверя — даже если хищник не голоден, вид спасающейся добычи побуждает его пуститься в погоню.
Двигаясь медленно, она протянула руку вниз и нажала на кнопку сбоку браслета. Замигала крошечная лампочка.