Черчилль

И все же двойная цель — дружба с американским государством и согласие с президентом Рузвельтом — до конца войны определяла поведение британского премьер-министра. В сентябре 1943 года, получив звание почетного доктора Гарвардского университета, Черчилль даже выступил за дальнейшее единение двух народов. «Я мечтаю, — восклицал он в восторженном порыве, — о том, чтобы англичане и американцы свободно путешествовали по британским и американским просторам, не чувствуя себя чужими друг у друга»[310]. Черчилль испытывал и личную привязанность к Рузвельту. Как-то в минуту уныния, дрогнув под чрезмерным грузом возложенной на него ответственности, он прямо выразил американскому президенту свою искреннюю признательность. «Наша дружба, — телеграфировал он ему накануне высадки американского десанта, — моя самая надежная опора, помогающая мне выстоять в этой ужасной войне, которая день ото дня принимает все более серьезный оборот»

[311].

Великая стратегия

Среди многочисленных споров, не утихающих вокруг личности и общественной деятельности Черчилля, наиболее важным следует признать спор о Черчилле-стратеге. Причем здесь имеется в виду как стратегия политическая, так и военная. По правде говоря, когда Черчилль пришел к власти в мае 1940 года, пожалуй, не было никого, кто лучше него справился бы с поставленной задачей, имел бы больший опыт и был бы лучше подготовлен к тому, чтобы принять на себя столь тяжелую ответственность. Ведь Черчилль более тридцати лет раздумывал над военным искусством и над искусством командования, он более тридцати лет осваивал эту премудрость на практике, сначала в армии, а затем — в правительстве. У него был большой опыт министерской работы: он исполнял обязанности первого лорда адмиралтейства с 1911 по 1915 год, министра снабжения армии — с 1917 по 1918 год, министра обороны и министра по делам колоний — с 1919 по 1922 год и снова первого лорда адмиралтейства — с 1939 по 1940 год. Не стоит забывать еще и о том, что он не только принимал активное участие в Первой мировой войне, но и тщательно проанализировал, буквально разобрал по косточкам все ее события в шести томах «Мирового кризиса». Можно сказать, что в каком-то смысле вся политическая карьера Черчилля была подготовкой к основному этапу его жизни, к главной роли, которую ему наконец поручили.

О взаимосвязи политики и военного искусства Черчилль так и написал в «Мировых кризисах»: «На Олимпе власти истинная политика всегда сродни хорошей стратегии. Удачный маневр, прибавивший вам нового союзника, так же плодотворен, как победа на поле брани»[312]. Судя по этому высказыванию, Черчилль был последователем Клаузевица, который писал, что во время военных действий главное — уловить «сущность происходящего в целом, поскольку на войне как нигде больше часть и целое нужно рассматривать в комплексе»[313]

. Ту же идею находим в знаменитом эссе Черчилля о живописи как времяпрепровождении, где он сравнивает изобразительное искусство с военным. «Стоя перед холстом, — утверждает Черчилль, — нужно уметь все охватить взглядом — начало и конец, целое и каждую из частей этого целого — так, чтобы мгновенно зафиксировать в уме верную и твердую картину. (...) И поскольку базовым принципом для нас является принцип „единства замысла“, то именно от этого „единства“ зависит и судьба сражения, и композиция картины»[314].

На этом основывалось одно из двух бесспорных достоинств Черчилля. Британская геополитика была многокомпонентна и чрезвычайно сложна. Однако премьер-министр обладал счастливым даром раскладывать на простейшие составные самые запутанные дела. Он умел кратко и ясно излагать суть проблемы. В своей стратегии Черчилль руководствовался изречением Наполеона, запавшим ему глубоко в душу: секрет успеха, по мнению великого полководца, заключался в «умении ставить долгосрочные цели, не утомляясь», иными словами — в способности ставить долгосрочные цели и упорно добиваться их достижения. Другое замечательное качество Черчилля состояло в том, что он не только со свойственной ему дерзостью осуществлял свои грандиозные замыслы, подчас сопряженные с огромным риском, но и имел мужество брать на себя ответственность. Его золотое правило — принимать любой результат — обнаруживало в нем лидера, военачальника, которым ему так хотелось быть.