Черчилль

«Только зимой 1896 года, когда я отгулял на земле двадцать два года, меня вдруг потянуло к учебе. Я начал ощущать свое полнейшее невежество в очень многих наиважнейших областях знания. У меня был недурной словарный запас, я любил слова и ощущение, когда они с поразительной точностью ложатся во фразу, словно пенни в щель игрального аппарата. Я ловил себя на том, что употребляю много слов, точного значения которых не знаю. Мне они очень нравились, но я стал их избегать, боясь оскандалиться…

Словом, я решил осваивать историю, философию, экономику и подобные им науки; я написал матери, просил присылать книги по этим отраслям, и она живо откликнулась, каждый месяц почта доставляла мне посылку с основополагающими, на мой взгляд, трудами…

С ноября по май я каждый божий день по четыре, по пять часов читал книги по истории и философии. „Республика“ Платона – практической разницы между ним и Сократом я не углядел; „Политика“ Аристотеля под редакцией нашего доктора Уэлдона; Шопенгауэр о пессимизме, Мальтус о народонаселении; „Происхождение видов“ Дарвина – все это вперемешку с трудами менее достойными. Занятное я получал образование. Во-первых, я подошел к нему с пустым, алчущим умом и с крепкими челюстями; сглатывал все, что мне попадалось; а во-вторых, рядом не было никого, способного подсказать: „Этому уже нет веры“, или „Прочти полемический труд такого-то; два мнения помогут тебе уяснить суть проблемы“, или „На эту тему есть книжка получше“, и так далее. Вот тут я впервые позавидовал университетским сосункам, у которых есть прекрасные наставники-толкователи, профессора, всю жизнь набиравшиеся знаний в самых разных областях и жаждавшие поделиться накопленными сокровищами, пока не накрыла тьма. А сейчас мне жаль этих студиозусов, когда я вижу, как легкомысленно они упускают сквозь пальцы драгоценные, быстро преходящие возможности. Человеческая Жизнь должна быть распята на кресте либо Мысли, либо Действия. Без труда – беда!»

Уинстон Черчилль.

«Мои ранние годы. 1874–1904»

Кроме всего прочего, в Индии Черчилль решил, что уже дорос до того, чтобы из журналиста превратиться в писателя. Это намерение подогрели лестные отзывы о серии его статей, а также чувство соперничества: некоторые его титулованные друзья тоже решили попробовать свои силы в литературе. «Началась гонка – кто поспеет раньше, – вспоминал Черчилль. – Очень быстро я вошел во вкус сочинительства и вскоре уже ежедневно посвящал три-четыре часа полуденного отдыха, проводимых обычно за ломберным столиком или в постели, упорной работе. После Рождества рукопись моя была закончена и отправлена домой матери, с тем чтобы она занялась ее пристраиванием. Мать договорилась с „Лонгменс“ о публикации…